Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Ну, прости, разошёлся с утра-то. Силёнок поутру побольше. Вот и собираюсь вскоре с утра написать первую строчку в повести, а там уж дело само собой пойдёт.

Целую тебя. Не хворай! Виктор Петрович

3 февраля 2000 года (во, бля, дата, аж писать боязно!)

2000 г.

(Ю.Сбитневу)

Дорогой Юра!

Прошедший год был у нас довольно трудный. Оттого я и не писал почти никому, хотя все время шуршу бумагами, чего-то маракую, чем-то вроде бы всё время занят. Словом, научился быть занятым, по существу, ничего не делая. Пень колотить, день проводить — это про меня нынешнего. За весь год написал с десяток «затесей» и заметки о Николае Рубцове (вышли во втором номере «Нового мира»).

Надоело читать то, что обычно пишут на Руси, погубив талант или, точнее, помогши ему погибнуть, превращая его в гения и херувима. Захотелось рассказать, что всё было гораздо сложнее и проще. Великие таланты плохо уживаются с Россией и в России, потому как надоели они ей. Она их рожает-рожает, губит-губит, а всё неймётся народу, выталкивает из себя не одну только грязь и мерзких вождей — но, хотя и редко, нет-нст и выбросит на русскую помойку человека, не желающего и неспособного ходить в строю. Его равняют, в ранжир ставят, а он выбивается и выбивается из рядов, тогда его нищетой, сумой или тюрьмой заставляют быть похожим на всех — тут и конец таланту, тут он, не похожий ни на кого, и должен либо подчиниться и влезть в стадо, либо погибнет, как погиб Николай Рубцов. Правда, кончина его по чудовищности редкостна и уникальна. Словом, посмотрите заметки, гам не только о Коле речь, но и обо всех нас, о нашей российской судьбе, похожей на Родину свою несчастную, нами же добиваемую, и добивание происходит и начинается с певцов, её любящих безмерно, о ней плакавших и плачущих. Да вот слёз-то наших никто видеть не желает, и не утрёт их платочком батистовым родная наша Русь, вот пинка под зад дать либо растереть, как мизгиря, по деревянному забору, — это всегда пожалуйста.

Чуть я не отдал Богу душу. Летом, в самую жару, случился инфаркт, это второй по счёту. Первый-то я, считай, и не заметил в шестьдесят молодецких лет, а вот второй, как ни вертись, 75 есть 75. Старость, соглашайся с ней, не соглашайся, и в эти годы болести, а их поднакопилось, тем более инфаркт, преодолеваются трудно, и хотя незабвенный мой старший друг Александр Николаевич Макаров, неудержимый хохмач, говорил, что инфаркт — залог здоровья, всё же не совсем он прав был. Вот уже и лето, и осень, и зима наступила, а я всё перемогаюсь, всё не налажусь никак. И налажусь ли? До конца, наверное, нет. Диабет привязался, пока ещё не крайний, не самый активный, но баловаться не даёт, особенно с едой. А уж выпить и вовсе шабаш. Маня говорит: значит, свою бочку выпил. Она у меня тоже едва тянет ниточку жизни. Уже было два инфаркта, и в клинической смерти на моих глазах она побывала. Боязно, страшно остаться одному, а ей одной. Нонче, в октябре, Юра, будет 55 лет, как мы вместе, это, паря, стаж по нынешним-то временам!

Она молится каждый день обо всех живых и мёртвых. Из всей её многочисленной семьи в живых осталась одна. Да и я потихоньку-помаленьку стаскал остатки родни на новое овсянское кладбише. Осталось несколько двоюродных братьев и сестёр да родные по отцу сестра и брат, все уже тоже старики и живут-перемогаются.

Но что делать? Жизнь, увы, идёт в одну неизбежную сторону, Даже вон город моего детства — Игарка-то — умирает. И как трагически, как мучительно умирает. Такова, видимо, будет судьба всех советских городов, построенных на костях и без Божьего благословения.

Юра! Затеваются у нас третьи «Литературные чтения», в удобное время, на конец сентября, когда у вас сады, у нас огороды будут убраны. Я вношу вас с Майей в список, а сможете ли вы подняться — от вас зависит. На этот раз я уж заранее опишу вам, куда за билетами обращаться, как и с кем связаться, ибо понял, что Талеж — это как град Китеж и вы уже китежане, мохом заросшие, и вас надо за руку на люди выводить. Я сам такой, хотя меня и достают, и из дома выволакивают, аки старого кобеля в облезлой шерсти из конуры, но если долго никто не трогает, по телефону не тормошит, я и рад этому.

Будем рады повстречаться с вами, если доживём до встречи. Приедут и наши из Вологды — Андрей с женою, может, и внук приедет, он учится в МГУ на химика. Головастый парень и шибко самостоятельный, чего не могу сказать о двух других внуках. Отселил вот их, квартирку купили им вдали от нас, но достают, кровь пьют и живут на моём содержании. Полька учится в физкультурном техникуме, а тот ветродуй ни учиться, ни работать не хочет, гордыня его обуяла, по тонкому своему характеру дело найти не может. Но у всех свои беды, грехи и хлопоты. Иринки уж 13-й год как нету на свете, Витьке 24 года. Польке 17 — пора бы уж им на ноги встать, своим умом жить, своим трудом кормиться. Да куда там!