Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Пять лет заключения деду были заменены высылкой в Игарку, где с неродной матерью, последней женой деда, Марией Егоровной Астафьевой, бедовала и вымирала огромная семья деда. Отец мой, Пётр Павлович, был отправлен на великую стройку социализма — Беломорканал, с которого вернулся досрочно, через два с половиной года после окончания этой достославной ударной стройки.

Дед, Павел Яковлевич, утонул в Енисее под Игаркой в 1939 году (свидетельство о смерти хранится в моём архиве). Отец проживал последние годы в моей семье. Умер в 1979 году и похоронен в городе Вологде. Бедолага Фокин Дмитрий Петрович, насколько мне известно, после приговора сошёл с ума и кончил свои горькие дни в неволе.

Разумеется, я хорошо понимаю, что эти люди, виноватые лишь в одном, что родились и жили в очень «радостное» время построения новой, невиданной ещё нигде и никем «счастливой» жизни под сенью самой «родной и справедливой власти», давно реабилитированы временем и перед Богом, и перед историей ни в чём не виноваты, как и те сто с лишним миллионов советских людей, погубленных во имя нынешнего и будущего неслыханного «счастья» и «процветания» народов нашей зачумлённой страны.

Но, просматривая списки реабилитированных людей, погубленных и замученных в советских застенках, я не увидел фамилии своего отца и деда. Что, КГБ считает их до сих пор «злодеями» и не включил в списки для реабилитации? Или прозорливая красноярская прокуратура не сочла возможным реабилитировать этих, давно, слава Богу, окончивших свои дни российских крестьян?

Мне и моим детям и внукам знать это необходимо, ибо детям жить дальше (сколь будет позволено) и надо знать, из какого они корня произросли — вражеского или всё же обыкновенного, человеческого, крестьянского?

Виктор Астафьев, писатель, инвалид Отечественной войны.

7 июля 1989 г.

Овсянка

(С.Н.Асламовой)

Дорогая Светлана Николаевна!

Я только что отболел и затем слетал в Испанию, поездка была для меня испытанием — в Мадриде температура доходила до плюс 45, а мне и 25 хватает, чтоб быть в мыле.

Вернулся — гора бумаг, и все чего-то требуют, просят, ругаются, особенно пенсионеры, у тех такое свободно сделалось перо.

Днями я опять уезжаю. На этот раз на теплоходе, в Игарку (ей 60 лет), и может, удастся отдохнуть, давно мне этого не удаётся сделать, — и чаще ни дела, ни отдыха.

Ничего я Вам писать не буду в альманах, да ещё о молодежи, устал я писать и орать об этом, тошнит уж от празднословия. Вот, бог даст, засяду за роман осенью и вообще всякое языкоупражнение года на два прекращу. Надоело!

А карточку пришлю, здесь, в деревне нету. Забуду — напомните, ладно? Хорошего Вам отдыха! Кланяюсь Вам, Ваш В. Астафьев

26 октября 1989 г.

Вашингтон

(семье)

Дорогие мои Маня, Витя, Поля!

Вот и закончился мой второй день в Америке. Перелёт прошел более или менее сносно. Вчерашний остаток дня я, по существу, проспал, а ночь пытался вам дозвониться. Мне помогали добрые люди, и мы почти добились Красноярска, но телефон не ответил. Утром продолжил звонки — не получилось. Вот и пишу.

Сегодня у меня была беседа на радиостанции «Свобода» примерно на час Затем встреча в университете для наших делегатов с публикой, в основном учёной. Прошла встреча сносно. После неё смотрели город, а вечером ходили в национальный театр, тот самый, где убили Линкольна, смотрели и слушали джаз и ансамбль духовный национального негритянского искусства и фольклора — замечательное искусство, чудесный театр!

Погода чудесная — тепло, сухо, солнечно. Город днём хорош, собственно, здесь лес в городе, а не город в лесу. Среди города озеро, и в реке Потомак рыбаки чего-то ловят, но вечером в городе мало освещения и почти нет Рекламы, и выглядит он уныло, как наши райцентры.

Завтра день загруженный, но не напряжённый. Послезавтра переезд в Питтсбург, словом, конференция набирает ход. Американцы (в Вашингтоне половина жителей — негры) очень деловиты и обязательны. Есть и чудачества, но впечатления первые и потому поверхностные. Завтра поедем в Капитолий и Белый дом.

Всех вас целую и желаю, чтобы дома всё было хорошо.

А тебе. Маня, в сегодняшний наш праздник [ годовщина свадьбы. — Сост. ] , торжественный день хочу повторить то, что собирался сказать по телефону: я тебя люблю больше всех людей на свете и желаю, чтобы ты всегда была с нами и терпела нас сколько возможно. Ложусь спать, думая о тебе и ребятишках.

Целую, ваш дедушка и отец