Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Я не сулю тебе лёгкой жизни в Красноярском театре имени Пушкина. Тут многое сгнило в прямом и переносном смысле, и зову я тебя не за лаврами, а хоть маленько послужить российской провинции, поставить народную жизнеутверждающую драму, а не разрушительное жидовское варево из говна и вокзальных харчков.

Народ и так обхаркан и обосран, народ зол и раздражителен, народ перестал ходить в театры, ходят фэзэошники — глядеть на полуголых баб и слушать, как за сценой, а то и на сцене насилуют перезрелую, но всё ещё егозистую и несчастную актрису, отдающуюся принародно за 120 рэ зарплаты.

Перед тем как ехать сюда, позвони секретарю по идеологии Валентине Александровне Ивановой (сообщаю служебный и домашний телефоны) — для того, чтоб тебя встретили, устроили и помогли во всех делах. Они тоже устали уже от жидовства. В труппе, кстати, их почти нет, а которые были, так Белявский с собой забирает этот ценный товар. Есть два актёра в Минусинске — Тамара и Александр Четниковы. Их можно пригласить: одного — на роль Феклина, её — на роль матери. Я их знаю ещё по Вологде, надёжные, талантливые люди, хорошей поддержкой будут тебе в работе. А в Минусинском театре дела плохи, он на грани закрытия: сбежал главный, этакое мелкое ничтожество — по ростику и творческим возможностям — Коля Хомяков, подался в Семипалатинск, оставив на счету Минусинского театра 820 рэ. Вот тут и разбежись, а там есть пяток великолепных артистов, не до конца добитых подлой провинциальной жизнью.

Здесь, в Хисаре (Болгария), тихо, малолюдно, погода налаживается, выглянуло солнце, яркие краски вокруг, много тишины, покоя и фруктов. Я пока вплотную ещё не работаю, но как отдохну, возьмусь — потянуло работать. И читаю побольше — запустил и чтение. Домой вернёмся 15—20 декабря. Хорошо, если ты проведёшь до нового года предварительную работу, а потом и я смогу помочь тебе, кое в чём пригодиться.

Пьеса «Черёмуха» уже в доработанном виде напечатана в журнале «Театр в 8-м или в 9-м номерах за 1978 год. Этот текст я читал в театре года два назад, с тех пор они, артисты, и ждут не дождутся, когда начнётся действо, а их заставляют творить на другой «ниве». Старые-то актёры всего понавидались, а если молодых собьют с толку — жалко.

Ну, будь здоров! Привет домашним.

Обнимаю. Виктор Петрович

29 ноября 1988 г.

Болгария

(В.Я.Курбатову)

Дорогой; Валентин!

Отселева мы улетим около 9 декабря, и дома, конечно же, писать будет некогда, вот и поздравляю тебя с Новым годом, с новым счастьем.

Дом, на открытке помеченный крестиком, это то заведение, где мы живём и ты жил бы, если б не сдрейфил. Погода сухая, с морозцем ночами и с солнцем днями.

Я сделал операцию, на ноге отдолбали мне кость, и, поскольку ходить пока не могу, строчу, как изголодавшийся пёс кость хрумкаю. Добил большой очерк про Эвенкию, начерно написал рассказ и ликвидировал старый долг — написал киносценарий по «Краже» на две серии. Беру разгон на роман, рука зудится добить его, а там уж и вольничать можно, коли жив буду и в тюрьму не посадят.

Обнимаю. Виктор Петрович. М. С. Подсоединяется

16 декабря 1988 г.

Красноярск

(С.Н.Асламовой)

Дорогая Светлана Николаевна!

Я почти три месяца отсутствовал, из них два месяца просидел в болгарском городе Хисар. Точнее, эта древняя крепость, стоит она в бывшей провинции греческой — Фракии, где император Максимилиан воздвиг крепость неприступную и время от времени скрывался там от своей жены. Видать, та ещё бабёнка была!

Там я уже бывал — глушь, безлюдье, тишина, бывал и с Валентином Григорьевичем [Распутиным. — Сост.] , и нынче со своей Марьей.

Наконец-то удалось поработать и операцию на ноге сделать. Выросла кость (о, великий и могучий!), да такая, что я и ходить уже не мог, вот и отдолбили кость, а она, зараза, старая стала, медленно зарастает, и до сих пор я расхаживаюсь.

Когда ходить нельзя и пьянствовать уже поздно, ничего другого не остаётся, как читать и писать. Написал много и несколько страничек сносных даже.

Дома — шквал бумаг, графоманских рукописей, воплей о спасении людей и народов, подмётных писем с угрозами и оскорблениями, обещаниями немедленно приехать для бесед и прочая, и прочая... «Держись, Гараська, в кутузку тащат!» — вопил когда-то пьяный чалдон, и мне то же самое хоть кричи. Но я надеюсь разгрести бумаги до Нового года и взяться за свои дела.

Красноярск — глухая литературная провинция и ждать от неё, кроме сплетен, пожалуй что нечего. Может, молодые оживятся? И работяги, подобного Марку [иркутский поэт, прозаик, драматург М. Д. Сергеев. — Сост.] , здесь нет. Все ленивы и равнодушны, даже к собственной судьбе, все, за исключением трёх-четырёх человек.