Андрей Волос - Возвращение в Панджруд

Или не делать этого.

Однако, на взгляд Фарида-мукомола, он стоял перед иным, чрезвычайно простым выбором: или получить еще тридцать драгоценных блюд, или удовольствоваться тем, что уже есть.

Выраженная в столь ясной форме задача несла в себе такой же ясный ответ: конечно же, получить, какие могут быть сомнения!..

— Э, Курбан! — хрипло крикнул Фарнд-мукомол, рассудив, что даже такой здоровый и крепкий человек, как он, не сможет единым разом унести тридцать золотых блюд. — Давай-ка иди повозку возьми! Во дворец поедем! Да пошевеливайся!

Обнаженные по пояс танцовщицы так стройны и гибки!.. Такими легкими движениями закидывают они согнутую левую ногу поверх прямой правой, так грациозно подбочениваются, так зазывно улыбаются, звеня ожерельями и бубенцами!.. так волнующе волнуются сложные покровы вокруг их полных бедер!..

Танцовщица, плясунья! Сердце твое созвучно сестрам-струнам, руки покорны начальнику-барабану! Струны зовут, барабан приказывает! И летишь ты, кружась будто жаркий снег! И кружишься ты вправо, и кружишься ты влево — десять тысяч кругов! Нет вращенью конца! С кем сравнить вас, плясуньи? Стремительный ветер от вас отстает! Даже спицы в колесах царей-колесниц неподвижны в сравнении с вами!..

Ханджар-бек шел вокруг, приглядываясь; в голове стучали обрывки слышанного когда-то напева. Как там?.. не вспомнить... но что-то такое, да... дескать, так неслись в бурном танце, что вихрь отставал...

Деревянных танцовщиц было четыре; умело раскрашенные, они стояли на невысоких постаментах вокруг центральной колонны.

— Крепко живет Большой сипах-салар! — пробормотал Ханджар-бек, озираясь.

Алебастровые стены играли тонкой резьбой. Простые геометрические узоры — елочки, ряды треугольников, квадратов, кругов, всякий раз с новой причудой соединенные друг с другом, — мешались со звездчатыми колючками чертополоха и стеблями растений; усыпанные крупными гроздьями виноградные лозы оплетали стволы деревьев, цеплялись за их сучки и корявые наросты. Пышные ветви устало склонялись к ясной глади прудов. Из синей воды удивленно смотрели глазастые рыбы, на берегах стояли, встревоженно озираясь, круторогие архары, угрюмые кабаны опасно топырили желтые клыки, и веселые всадники на рослых конях вздымали над ними свои смертоносные стрелы и пики. Потолок был захвачен крылатыми быками и драконами; с ними бесстрашно соседствовали голуби и куропатки, а в центре, обнимая крылами капитель, парила в огнистом оперении скуластая женщина-птица.

— Ничего, господин, скоро и у вас будет дом не хуже, — услужливо напомнил сопровождавший его помощник. — Смотрите-ка, у сипах-салара в окнах слюда, а вы стекло поставите. Да и роспись сделаете не хуже.

Ханджар-бек крякнул. Слова, конечно, верные сказаны, не поспоришь. Все в целом так и есть. Но если начать разбираться с каждым в отдельности, голова кругом идет. Большой сипах-салар не потому в оконные проемы слюду поставил, что про стекло не знает. А потому что деньги умеет считать. Слюдяные окна обходятся дирхемов в пятнадцать каждое. Это вместе с ячеистыми алебастровыми рамами, куда вмазываются пластины слюды. А стекло — полтора динара. Это без рам и работы. Правда, выдувное. Оно хорошее — тонкое, ровное. В последнее время стали делать плоское. Разливают горячую массу на ровное, потом края обрезают. Оно и дешевле, и размером каждый кусок больше. Да вот, к сожалению, кривое. И толстое... То же и роспись. Если местных мастеров брать — дешевле. Но у них руки не из того места растут. Такого намазюкают — смотреть страшно. Дешевая рыбка — поганая юшка. Надо самаркандских. Еще лучше — уструшанских, пенджикентских... Да пенджикентцы нарасхват. А кто нарасхват — тот, понятное дело, цену ломит немыслимую, прямо живьем ест... Можно ли надеяться, что Большой сипах-салар, сделавшись эмиром, прибавит жалованье своим верным слугам? Надеяться можно. А вот рассчитывать — вряд ли. У нового эмира своих забот будет полон рот. Вот, например, первым делом ему стекло вместо слюды поставить надо...

— А уж место — и сравнить нельзя! — добавил помощник.

Место!.. Конечно, место Ханджар-бек выбрал хорошее, да ведь участок обошелся в двадцать пять тысяч динаров. И это на окраине! Мыслимое ли дело? Совсем люди с ума посходили. Ай-Тегину сказать, что его племянник участок под дом за двадцать пять тысяч взял, он рассудка лишится. С другой стороны, конечно, купил — не продал. Цены-то год от года поднимаются. Ну а как. Земли мало, народу много... никто в голой степи строить ничего не хочет, жмутся людишки к городским стенам. Но все-таки двадцать пять тысяч — это деньги большие. Не всякий заплатит. Люди-то по-всякому устраиваются. Вон, говорят, надим царевича Нуха... как его?..