Андрей Волос - Возвращение в Панджруд

— Готовы присягнуть?

— Готовы!.. Тебе эмиром быть!..

— Присягаете на подданство?

— Присягаем!.. Ты наш эмир!..

— Великий эмир Фарид!..

— Постоим за веру!..

— Никто не против? — спросил Большой сипах-салар, снова поворачивая тяжелую голову и снова прожигая каждого.

Слышался только шорох, с каким спертый воздух проникал в людские легкие.

— Смотрите же! — угрожающе протянул Большой сипах-салар. — Вы сами сказали свои слова! Помните об этом!..

Трепет облегчения пробежал по губам тех тридцати или сорока человек, что окружали его.

— Теперь пойдемте! Сядем, поговорим о делах! Выпьем без спешки по чаше вина!.. — крикнул Большой сипах-салар, разводя руки, чтобы сделать знак, охватывающий каждого и вовлекающий всех в общее дело. — Выпьем по другой! Разберем яства и насытимся! Поднимем по третьей! А потом я скажу, что делать дальше!

Военачальники стеснились у выхода.

Шейзару удалось задержаться возле дверей зала. Попятившись в сумрак, он оказался возле неприметной двери.

Дверь поддалась.

Однако надежда, что этот путь приведет к какому-нибудь выходу, не оправдалась — он оказался в какой-то темной комнатушке.

Оглянулся.

Потом посмотрел вверх.

Пару лет назад Назр остановился в одном хорасанском местечке, чтобы помолиться возле мечети. Мечеть стояла у крутого обрыва. Одной ее стеной являлась отвесная скала. Вход был не шире двух пядей. Следом подъехал начальник гвардии, спешился, явно намереваясь проникнуть внутрь.

“Эй! — окликнул его Назр. — Ты куда, Кормилец?” Ханджар-бека звали так после одного смешного случая: решил на ходу утолить голод куском хлеба, а при подъезде к городским воротам, где толпились нищие, спешно запихал остатки лепешки в собственный рот; и едва не подавился — вместо того, чтобы, как положено правоверному, наделить нуждающихся милостыней в залог будущего своего спасения...

“Как это куда? В мечеть, конечно! — отозвался Ханджар-бек, яростно протискиваясь. — Господь велик, будь оно все неладно! Разве я сын греха, чтобы не пролезть в эту дырку?!”

Оказалось, как тут же пояснил один из приближенных, мечеть знаменита именно этим: в нее не мог войти человек, зачатый в результате прелюбодеяния.

Проход и в самом деле был узкий, но не настолько, чтобы кто-нибудь застрял. Назр усмехнулся. Господи, каких только нелепиц не выдумают!..

Однако, оглянувшись, неожиданно для себя обнаружил, что и свита, и сопровождавшая выезд кавалерийская сотня, и даже люди из неспешно подтягивавшегося обоза — все тянут шеи, стараясь не упустить момент, когда он сойдет с коня, чтобы попытаться пройти внутрь.

Наверное, ему следовало поступить с ними иначе... Как они смели ждать этого! Следить за ним! Мерзавцы! Подумать только: они хотели убедиться, что их эмир чист! Что он не является сыном греха!.. А раз хотели убедиться, значит мысленно допускали обратное! Свора поганых собак! Пожалуй, следовало немедленно истребить всю эту мелкую сволочь!..

Однако здравомыслие взяло верх.

Громко расхохотавшись, он тронул коня, подъехал ближе, спешился и, ощутив, несмотря на всю свою уверенность, предательский холодок в груди, шагнул к проему...

Вошел.

Вышел.

Ну, тут уж начали ломиться толпой... и все проходили. Все — и вельможи, и простые воины... и командиры, и рядовые... потом и обозники поперли.

Назр стоял в сторонке, хмуро наблюдая. Когда окончательно стало понятно, что, как он и думал с самого начала, все это всего лишь нелепая выдумка, приказал поставить шатер.

Однако чуть позже к нему пришли с известием, что одному из его подданных войти в мечеть так и не удалось.

Причем этот конюх был совсем худым, даже, можно сказать, тощим человеком. Судя по описанию, он сумел бы протиснуться в лисью нору. Вдобавок очень набожен: то и дело молится.

Назр велел привести его.

Конюх плакал от обиды, размазывая по щекам грязные слезы. “Перестань, — сказал Назр. — Лучше скажи, что ты чувствуешь? Я имею в виду — когда пытаешься войти?” Тот горестно пожал плечами. “Не знаю... как будто выталкивает что-то”. — “Выталкивает? — задумчиво переспросил эмир. — А кто была твоя мать?” Но про мать этот костлявый ничего не знал, его воспитали чужие люди.

“Ладно, иди, — сказал Назр. — Да не горюй, я награжу тебя”.

Не смог войти.

Как это понять? Нельзя понять. Невозможно. “Как будто что-то выталкивает”, — сказал этот несчастный. Выталкивает какая-то сила. Колеса судьбы тоже крутятся не без помощи каких-то сил. Каких именно?