Сергей Бойко: Шарль Перро

Под Новый год Шарль с братьями любил ходить по бульварам, где шла оживленная торговля игрушками. Братья набирали целую корзину и в новогоднюю ночь устраивали игры.

Игрушки вводили маленького Перро в оглушительный и непонятный мир взрослых. Он узнавал, что лошадей запрягают в карету, что кучеру положено сидеть на козлах, что за городом в лесах бегают хищные звери: медведи и волки, а в жарких странах водятся львы и крокодилы. Кубики учили его строить дом, куклы рассказывали о том, как одеваются мужчины и дамы.

Любил Шарль игру в бильбоке, в настольный бильярд и рано освоил карты — самую популярную игру того времени. Позднее, во времена Фронды, когда ему будет уже 20 лет, он вспомнит и пращу, с помощью которой малышом бросал камешки. Эта игра называлась «фронда».

Иногда Шарль шел на кухню, где у огромного очага сидели домочадцы и обсуждали итоги дня. Он забирался поближе к очагу и был рад, если какая-нибудь из служанок сажала его на колени и прижимала к себе. Шарль ждал самого интересного: когда начнется сказка.

Но начиналась она далеко не всегда. Чаще домочадцы обменивались новостями или рассказывали разные истории.

Зато когда за окном лил дождь или завывала буря, а у огня было тепло и покойно — именно тогда и приходила в гости сказка. Звучала она и в долгие зимние вечера… И часто именно здесь, у очага, Шарль отходил душой, и улыбка трогала его губы. Может быть, именно потому так глубоко и вошла в его сердце и навсегда поселилась в нем сказка?

И в самом деле, разве можно было без улыбки слушать такую вот, например, сказку:

«Раз в деревне подняли крик: „Глядите, глядите, лиса уносит петуха. Это петух Жана Лартинга!“

— Лиса, — сказал петух, которого лиса держала в пасти, — а ты бы ответила: „Канальи, вам какое дело?“

Едва лиса приоткрыла пасть, как петух улетел обратно к хозяину.

— Эх! — промолвила лиса, ужасно сконфуженная тем, что так осрамилась, — лучше бы мне без хвоста остаться!

В эту самую минуту кто-то из крестьян нанес лисе сильный удар топором и начисто, до самого зада, отрубил ей хвост.

— Ну и места! — закричала лиса, удирая со всех ног. — Здесь даже шуток не понимают!»

Чудо волшебных сказок Шарль стал понимать уже лет с четырех и был счастлив, если кто-нибудь начинал рассказывать про прекрасную Жанетон или про Жемчужинку, или про Людоэна-замарашку. А как он любил сказку про дочь испанского короля, про золотого драгуна, жениха-жабу!

Сколько чудесных сказок услышал он здесь, в Париже, и позднее в селе Вири, где жил с родителями и братьями. Он полюбил фольклор на всю жизнь. И любовь эта через много-много лет выплеснется в его сыне Пьере, записавшем народные сказки. А отец прочтет их и ахнет от восхищения. И допишет, доработает их, создав книгу, пережившую века.

Мир взрослых был огромен и непонятен.

С младенчества Шарль с родителями и братьями в положенные часы стоял на молитве перед изваянием Божьей Матери и совершал поклоны, осеняя себя крестным знамением — слева направо. Он смотрел на фитилек, который плавал в заполненной маслом лампаде. От слабого и неспокойного мерцания изваяние Божьей Матери словно двигалось… Он рано стал ощущать, что Бог рядом с ним, что он слышит его, а когда тени сгущались и фитилек подрагивал особенно резко — он был почти уверен, что Божья Матерь там, в углу; ему даже виделась тень ее — она мирно и покойно смотрит на него и желает ему добра… Никогда, даже самым маленьким, он не боялся Бога и никогда не думал, что Бог может сделать ему плохо. Нет, он всегда ждал от него защиты и получал ее, когда ему удавалось слиться с ним во время молитвы.

— Прежде всего мы должны научиться укреплять наше сердце в послушании Господу, — учил отец. — С этого нам надо начинать. А чтобы добиться чего-то, нам надо заставить слушаться наши ноги, руки, глаза. Тебе говорят старшие: «Стой!» — и ты должен остановиться. Тебе говорят: «Помоги!» — и ты должен помочь старику, как и тебе помогут в старости.

Но Шарль не знал еще и не мог понять, если бы ему стали об этом рассказывать, что в его стране люди по-разному молятся доброму Богу. Одни ходят к мессе — их называют католиками, другие принимают причастие — это протестанты гугеноты. У католиков церкви расположены почти на каждом шагу, а гугеноту нужно пройти или проскакать на коне двадцать миль, чтобы попасть к богослужению: так мало протестантских молелен; католики одеваются пестро, а протестанты строги в одежде: простой белый воротник украшает их темное платье.