Олег Дорман - Нота. Жизнь Рудольфа Баршая, рассказанная им в фильме Олега Дормана

В оркестре была должность художественного руководителя. Занимал ее молодой дирижер по имени Уолт, хороший парень, он составлял наши программы. Однажды меня вызвала артсконсул, фактически — министр культуры Канады. Такая фифочка на острых каблучках. «Мистер Баршай, маэстро. Я вас очень прошу уволить вашего художественного руководителя». Я удивился: не было никаких оснований его увольнять, прекрасный работник, весь оркестр им доволен. «Нет. Мы все-таки настоятельно просим. У нас, понимаете ли, переходит на пенсию один очень уважаемый нами старый сотрудник, мы хотим его на это место посадить». — «Но почему же вы хотите сделать это за счет другого, молодого, хорошего?» — «Ну вот наша такая просьба». Потом позвонил из Лондона директор Би-би-си Джон Драммонд: «Рудольф, тут тебе рекомендуют такого-то. Он хороший человек, знаешь? Ты, пожалуйста, возьми его, будь добр, потому что он и тебе поможет в твоих делах, и вообще в твоих интересах, чтобы он у тебя под боком работал». Меня это поразило и возмутило. И я не уволил Уолта. Замечательный малый, молодому дирижеру свои ангажементы получить не так-то просто, он пошел в оркестр и работал не за страх, а за совесть…

Его уволили решением сверху. И прислали того пенсионера.

Из письма Р. Баршая А. Локшину, 1985 г.

Дорогой Шура!

Вот подходит к концу лето. Оно было богато всевозможными событиями. Как печальными, так и радостными. Записал 8-ю Шостаковича, играл на знаменитом «Промсе» в Альберт-холле. Это ежегодные летние концерты, основанные когда-то Генри Вудом. Называются они «Променад-концерты», потому что тогда можно было за совершенно дешевую плату входить и уходить из зала когда угодно. Это была попытка популяризировать симфоническую музыку. Попытка удалась, и теперь уже нельзя входить в зал, когда угодно, а наоборот, все стараются прийти пораньше и занять места, хотя бы стоячие. Атмосфера на этих концертах ни с чем не сравнима. Народу — тьма. Три-четыре тысячи. Публика сидит только на ярусах. В партере стулья убирают, чтобы поместилось побольше. Вот уж действительно «слушали стоя». Нужно любить музыку, чтобы прослушать стоя длинную программу (Моцарт — Маурерише Трауэрмузик, Бетховен — Четвертый концерт, Шостакович — Восьмая).

Другое переживание у нас с Леной было 12 июля на церемонии присуждения хонорери доктор оф мьюзик. Это было очень волнующе и тоже при большом стечении публики. Так что я теперь как бы засл. артист Английской ССР. <���…> Теперь мы с Леной вернулись из Италии. Был в жюри конкурса дирижеров. Никого выдающихся не открыл. Махать руками, и довольно эффектно, могут многие, а музыкантов мало. Как говорил Шостакович, руку набили, пора бы набить голову. Познакомился там с Жоржем Себастьяном. Он когда-то дирижировал в Москве. Кажется, он был одним из приглашенных Луначарским молодых дирижеров. Сейчас ему за восемьдесят. Очень много рассказывал. Ведь он — единственный ученик Бруно Вальтера. От него я узнал, что Малер и Штраус были в прекрасных отношениях и Малер много дирижировал Штрауса (кроме опер, но любил «Саломею»). Чего нельзя сказать о Штраусе. Ну, бумага кончилась, а с ней письмо. Желаю Вам и всем вашим всего самого доброго. Ваш Рудик.

Из письма А. Локшина Р. Баршаю, 1985 г.

Дорогой Рудик!

Сейчас пять часов утра, проснулся я в четыре и заснуть не мог. Потому пишу ночью. Вы и не представляете, как обрадовался я Вашему звонку.

У нас жизнь музыкальная приобрела формы небывалые. Старики пишут эпигонский вздор, впрочем, как и всегда. Авторы пятидесятилетние и особенно молодые (а их сотни) — авангардисты. Как правило, их оркестры состоят из экзотических ударных (в большом количестве) плюс инструменты старинные (главным образом добаховские) плюс инструменты электрические, и, если к этому добавить человеческие голоса, поющие отдельные слоги слов, передаваемые из аппаратной через динамики с перерывами по усмотрению дежурного в аппаратной, — то это будет приблизительно то, что я слышал прошлой осенью. Успех был огромный. Произведение принято в печать. Но это еще не предел фантазии. На днях Миша (Меерович) в зале им. Чайковского слушал концерт, в котором исполнялось сочинение автора бетховенского скрипичного концерта. Вот его краткое содержание. На сцене, естественно, вибрафон (без него, надо или не надо, не обходится ни один уважающий себя автор), четыре исполнителя бьют молоточками по этому инструменту, пятый тоже бьет, только по воздуху. Под этот аккомпанемент хорошая певица время от времени издает неопределенные музыкальные звуки, при этом усердно вращая ручную кофейную мельницу. Поиграв таким образом некоторое время, четверо исполнителей поднимают вибрафон в воздух и, изображая гроб, несут его за кулисы. Певица продолжает вращать мельницу. Успех у публики небывалый. Близкие друзья и поклонники таланта автора утверждают, что все последние сочинения этого автора посвящены эпизодам из жизни, смерти и воскресения Христа.