Михаил Кириллов - Армянская трагедия. Дневник врача (декабрь 1988 г. – январь 1989 г.)

«На обрыве 4-го этажа свесилось детское тельце, ножки были зажаты упавшей плитой. Долго висело. Как снимешь?!»

«Мужчину придавило на 6-м этаже дома, лестничные пролёты которого обвалились. Кричал несколько часов».

«16-этажный дом скрутило по спирали, но он не рухнул. Люди спустились по лестнице».

На второй-третий день откапывали довольно много людей живыми, в том числе маленьких, одного – трех лет. Они не помнили своего имени и фамилии. Но все просили найти их маму.

Здешняя милиция не сыграла никакой роли, порядок пришел только с десантниками. Мародеры ленинаканские и хлынувшие, как воронье, из Еревана уже в первую ночь все разграбили. Офицеры только к утру смогли оторваться от работы и сбегать к домам: все ценное (радиоаппаратура, кассеты, деньги, приличная одежда) уже исчезло. Вместе с тем люди сдавали даже рубли. Находили, по нашим понятиям, и клады-сбережения по 45–75 тыс. рублей, и нередко. Откуда такие деньги?

Широко муссировалась идея, что и само землетрясение – проделки азербайджанцев. Это подогревало ненависть. Был случай: азербайджанец, брат одного из медиков, и два русских офицера на «Жигулях» прорывались в Ереван. Машину остановили, окружили. Нашли в багажнике мертвого ребенка, на руках – умиравшую девочку. Азербайджанца убили бы, если бы не вооруженные офицеры.

Впрочем, звери не имеют национальности. Рассказали о таком случае. Девушка в квартире, лежит, придавленная плитой, и стонет. Сосед, не обращая на нее внимания, крадет ее вещи. Она умоляет спасти ее. Обшаривая углы, тот молча сталкивает на нее шкаф. Ее спасли-таки, и она рассказала что и где он брал. Через три дня умерла.

Хирург госпиталя – Юсибов, который в тапочках остался и оперировал, начиная с первого раненого, в палатке (кстати, саратовский выпускник). Лишь спустя три дня сумел отлучиться с территории госпиталя. На улице возле него остановилась легковая машина, и из нее вышли двое бородатых армян, хорошо одетых, с холеными руками и, подойдя к нему, сказали: «Мы знаем, что ты помогал нашему народу, оперировал и спасал наших детей, мы благодарны тебе, но, к несчастью, ты азербайджанец, враг наш, и мы вынуждены тебя убить. Даем тебе месяц, 7.01. или тебя здесь не будет, или расстанешься с жизнью. Каждые пять дней мы будем напоминать тебе об этом». Сели в машину и уехали. Все делалось в открытую. Через 5 дней прибежал мальчик, передал записку-напоминание, спустя еще 5 дней – другую. Доложили по команде в округ. Ждем решения, сегодня 2.01.—остается 5 дней… Пещерный, изощренный национализм.

В ходе разговора в ординаторскую скромно вошел небольшого роста подполковник медицинской службы в бушлате и фуражке. Все встали, а мне шепнули: «Это Нигматуллин, начальник госпиталя, он саратовский факультет кончал…»

Подошел, сухо поздоровался. Я ему говорю: «А ведь вы – мой выпускник». Он отвечает недоверчиво: «Нет-нет». «Да точно», – говорю я. Снял с его головы фуражку – разве что полысел немного. Смотрю, начинает растерянно улыбаться, признал. Он закончил факультет в 1971 г., а я тогда был в их взводе куратором. 17 лет прошло!

Посидели немного и с терапевтом Феликсом Михайловичем Калиновским поднялись на второй этаж – смотреть больных. Их у него – 13 (солдаты из частей, запасники из полков гражданской обороны, участвующих здесь в восстановительных работах). Литовец, эстонец, латыш, украинец, остальные – русские. У одного – бензиновая пневмония. Поначалу был тяжелым, сейчас поправляется. У другого – первичный яркий клинически суставной ревматизм, у остальных – бронхит, ангина… В палате более или менее тепло. В коридоре порядок, есть ЭКГ-аппарат, рентгеновский аппарат («молчит»), слабенькая лаборатория.

Спустились, и начальник госпиталя пригласил меня, на ужин. Ужинали прямо на кухне. По-моему, я и дома не едал такой вкусной жареной картошки. Вспомнили Саратов, факультет. Поварихи – женщины из Воронежа и Краснодара. Их жилье здесь погибло. Съездили домой, на родину, отвезли детей и вернулись. Мужья на стройке. Живут в палатках, где все жизнеобеспечение на плечах солдат. Не унывают. Сам Нигматуллин живет в доме у своего шофера. Его дом в таком состоянии, что в нем жить нельзя. Сейчас жена приехала из Саратова, складывают вещи, которые еще не украли, в контейнеры, ждут оказии для отправки. Так делают многие.

За трапезой рассказывают местные грустные анекдоты. Когда случилось землетрясение и люди оказались в каменных мешках, кое-кто подумал, что все это результат атомной бомбардировки… Немецкие спасатели добрались до подвала, переговариваясь по-немецки. Из подвала выползает дед и молча поднимает руки вверх. Еще одного вызволили из каморки, где он прожил бы до весны, окруженный банками с компотами, вареньями и соленьями… «Камни спрашивают: «Камни-камни, ну что же вы подкачали? Виноваты, – отвечают. Песок-песок, ну что же ты? Виноват, – отвечает песок. Цемент-цемент, ну как же так? Шутить изволите! Меня там не было!» Не было там не только цемента, не было нужного качества арматуры, сварки, а главное – рабочей совести.