Михаил Кириллов - Армянская трагедия. Дневник врача (декабрь 1988 г. – январь 1989 г.)

Больная Гюльбахарян, 20 лет, 8.12., доставленная из Ленинакана (была завалена стеной дома и извлечена через 36 ч. с ушибом стоп, лица, ранениями мягких тканей тела), уже 9.12. была, как записано в истории болезни, «украдена из отделения родственниками».

Вот и сегодня на узлах сидит дед, который с 31.12 отказывается ехать в пансионат, хотя делать ему в госпитале нечего и дома своего у него нет. Кормят его регулярно.

Долгий нескончаемый траурный поезд. Дни и недели траура. Но даже безногие пострадавшие нет-нет да улыбнутся. Раньше отошли дети, позже старики, еще позже среднее поколение. Вот и родители солдата Симоняна благодарно улыбаются – поправляется сынок.

Поехали встречать Ф. И. Комарова и генерала Перепелкина (главный эпидемиолог). Наступает новая фаза в деятельности войск, размещенных в зоне и в жизни самой зоны. Наибольшую опасность теперь, особенно в предвидении весны, приобретает возможное ухудшение эпидемиологической обстановки. Может быть, удастся съездить в зону вместе с ними.

Ф. И. Комаров приехал и сразу прошел в приготовленный ему номер в госпитале. А Перепелкин после обеда едет в Ленинакан. Договорились с С. Б. Коробовым, что я поеду в Ленинакан на уазике с генералом Перепелкиным и начальником СЭО Ленинакана, а утром меня отвезут в Спитак с тем, чтобы поработать в военно-полевом госпитале и вернуться к вечеру в Ереван вместе с Ф. И. Комаровым.

Короткие сборы, и мы едем. Догоняем солнце, за Аштараком – поворот на Ленинакан. Здесь чуть дальше, чем в Спитак, а может быть, так показалось. Камни и виноградники под снегом. На обочине – памятники солдатам Великой Отечественной войны, древние храмы. Быстро темнеет. В город въезжаем в полной тьме. Свет фар вырывает из тьмы груды мусора вдоль дороги. Перед въездом – пост милиции, машины останавливают. Милиционеры хорошо экипированы – в валенках и рукавицах. Свободные от работы сидят вокруг костра. Далее – жуткая картина обрушившихся, скрюченных, без стекол домов или того, что от них осталось. Обзора нет, отдельные фрагменты. Объезжаем бугры, нагромождения камней. Людей практически нет. Темно, как в подполе. Кое-где, чаще низко, почти на уровне дороги теплятся огоньки – свечи в отдельно сохранившихся, чаще одноэтажных, старой постройки, домах. Жизнь едва тлеет. Говорят, что профиль дорог и поверхности городов Северной Армении существенно изменился: Спитак поднялся на 1 м, Ленинакан – на 0,5 м. Этот процесс не завершен, идут толчки от 2 до 6 баллов. Это будет сдерживать строительство.

Подъезжаем к СЭО. Перепелкин выходит, его ждут и встречают горячим самоваром, все знают – это его демократическая слабость. Но сейчас это вполне уместно. А меня везут дальше – в старую часть госпиталя, оставшуюся не разрушенной. Это недалеко, но в потемках попробуй найди.

Госпиталь размещен в старом здании, постройки 1834 г., которое хоть и подпрыгнуло, но вполне устояло. К нему примыкают барачного типа палатки, в которых развернуты инфекционное отделение и персонал госпиталя. В окнах неяркий свет – работает движок.

В ординаторской полно врачей. Уходить-то особенно некуда. Многие в утепленных куртках, Встретили тепло, охотно делясь пережитым.

Мне было интересно все, но особенно та реальная картина, которая возникла здесь сразу после землетрясения и по ходу работы. И их общими усилиями мой интерес был удовлетворен. Картина страшная.

«7.12. Был теплый солнечный день, и позже стояла удивительно теплая погода для этого времени года. Это и спасло многие жизни. Все рухнуло в один миг, как в кино про войну… Плиты домов рассыпались, как труха… Гибель носила массовый характер. Погибло в два раза больше, чем об этом сообщают. 8–9.12., трупы валялись возле развалин и дорог. Не в чем и некому было хоронить. Гробы стали завозить из Еревана только 10–11.12. Трупы валялись и на кладбище – без головы, без ног. Если бы не военные, никто бы их не убрал. Из числа тех, кто умер в Ленинаканском госпитале, где велась хирургическая работа, 13 трупов никто из родных так и не забрал. В рухнувшем госпитале погибло 8 больных и 3 медсестры, 2 молоденькие, поработавшие всего по 0,5 года, а 1 – фронтовичка. Все они выскочили из палат и погибли под лестничными пролетами. Остались бы, может, были бы живы».