Арсений Замостьянов - Гаврила Державин - Падал я, вставал в мой век...

В размышлениях Макиавелли Державин узрел идеологию своих гонителей — тех, кто не ценит в политике честность и верность… В отставке он дополнил стихи прозаическими набросками: «Не слушайте Махиавеля! Он бы вам сказал, что мнение честности может быть средством к достижению; но что самая честность есть препятство; что не можно удовлетвориться в людях иначе как наведши на них ужас. Да погибнет тысяча друзей, лишь бы только один враг умер. <���…> Его политика не иное что как Злоба, приведённая в Систему». Своих неприятелей отставник считал и врагами добродетели. Да, он разочаровался в политике, и всё-таки она его манила. А о реванше Державин мечтал всё горячее.

Нередко Державин совершал попытки стихами вернуть доверие императора. К простой лести Александр привык, знал ей цену. Громоподобными одами его не растрогать. Екатерину в своё время пленила игривая, остроумная «Фелица». Державин решил «поиграть» с амурной темой:

Прозрачный намёк на открытый роман женатого императора с замужней дамой Марией Антоновной Нарышкиной.

Нарышкиной, пожалуй, могло не понравиться сравнение с древнегреческой гетерой. Но Александр в этой истории предстал в шлеме Перикла — и это не могло ему не польстить.

Нарышкина всех покоряла красотой и обаянием. «Разиня рот, стоял я перед её ложей и преглупым образом дивился её красоте, до того совершенной, что она казалась неестественною, невозможною; скажу только одно: в Петербурге, тогда изобиловавшем красавицами, она была гораздо лучше всех», — писал Вигель, эстет, решительно равнодушный к женскому полу. Что уж говорить о Державине! Он сразу разглядел и разгадал красавицу, с которой государь встречался демонстративно, не обращая внимания на богатое прошлое этой молодой женщины. Кто только не волочился за супругой покладистого и добродушного князя Дмитрия Львовича Нарышкина. Для юного великого князя Александра она сразу стала идеалом женственности. Но в те времена он не мог соперничать с Платоном Зубовым. В Петербурге царили свободные нравы, и фаворит императрицы имел право на любую фаворитку… Дмитрию Львовичу оставалось наслаждаться роговой музыкой, к которой он питал пристрастие. Рога можно было бы изобразить и на его гербе.

(В 1836 году друзья Пушкина получат пасквиль на поэта, в котором кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена.)

Для Державина Нарышкина стала очередным идеалом игривой женственности. Правда, в отличие от Перикла, Александр Павлович не порвал отношений с законной женой. Просто у царствующей четы перегорела юношеская любовь — и они перешли к свободным отношениям.

Любимые поэты Державина воспевали покой помещичьей сельской жизни. Теперь и он завершил суетное поприще политического деятеля.

Он мог поселиться в любой губернии Российской империи, но выбрал северный край, откуда «есть пошла русская земля», где правил когда-то князь Рюрик, где бунтовал Вадим Новгородский, где совсем ещё недавно горевал под надзором опальный Суворов. Суворова Державин не забывал, то и дело упоминал его в разговорах и стихах. Русь не с Петра Великого началась. И даже не с Ивана Великого. Славянские древности увлекали поэта: Державин воображал походы древних варягов во франкские края, писал о величии славянства, сетовал, что потомки забыли о подвигах далёких пращуров. И взял за правило каждое лето проводить на Новгородской земле, в гостях у Рюрика и Гостомысла. Когда Екатерина Великая соизволила написать историческую драму из жизни Рюрика — Державин оживился. В примечании к оде «На победы в Италии» (1799) он заявил: «По истории известно, что Рюрик завоевал Нант, Бурдо, Тур, Лимузен, Орлеан и по Сене был под Парижем…» Будоражили воображение и славянские корни германских земель…