Роксана Сац - Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре

Понятия дети и опера в сознании людей поначалу совмещались плохо и, зная это, кассиры, чтобы продать наши билеты, шли на хитрости, например, старательно замазывали слово опера, а симфоническую сказку «Петя и Волк» превращали в сказку-кино (новый жанр!) «Петя и Вовка».

Показателен в этом отношении случай, произошедший со мной. Перед спектаклем «Волк и семеро козлят» я, выйдя на сцену, свою речь начала словами:

— Дети, сейчас вы услышите оперу. — В ответ раздалось дружное: «Ууу» и топанье ногами.

— Вы не любите оперу?

— Не-е-т! — И еще громче топот. Я несколько подрастерялась, но быстро нашлась:

— Хорошо. Сейчас вы будете сидеть тихо, а мы играть спектакль. Если вам понравится, похлопайте. Если нет, сожмите кулаки и поднимите их вверх. И еще. Может, кто-то из вас напишет письмо композитору Мариану Ковалю, а то он теперь и не знает, писать ему для вас музыку или нет.

В конце успех был большой, кулаки никто не поднимал, я в прекрасном настроении разговаривала с кем-то в фойе. Вдруг кто-то толкает в бок. Оглянулась — мальчуган лет пяти.

— Ты что?

— Адрес.

— А, ты хочешь написать композитору?

— Я уже написал — и протягивает мне листок, где начертано печатными буквами: «Пиши — получается». Ребята, пожалуй, признали нас первыми и, чтобы посмотреть наши спектакли, ездили за нами по всей Москве.

Да, Детский музыкальный завоевывал сердца, становился популярным, а вот мне часто бывало и трудно, и неуютно. Напрасно многие думают, что родственная близость к руководству — ближайший путь к успеху и благополучию. Иногда совсем наоборот.

Мама терпеть не могла в делах даже намека на семейственность. Пригласив меня на работу в театр, она сразу круто изменила характер наших отношений: и в служебное, и во внеслужебное время звала почти исключительно по имени и отчеству, приучила к этому и меня. И только иногда, представляя кому-то, говорила: «Это наш завлит, а по совместительству моя дочь». Шутка? Не только. «По совместительству» я себя ощущала не единожды. Однако, как ни называйся, родственные связи остаются, а у людей на этот счет свои представления.

В школе я всем была своя, в театре наоборот, особенно первое время. Вот в репетиционном классе актеры что-то отмечают. На столе картошка, селедка, водка, в атмосфере дух непринужденного веселья. Случайно в класс заглядываю я.

— А! Садитесь! Не хотите ли водочки? — встречают радушно, но вместо непринужденности напряженность: одни боятся сболтнуть лишнее, другие, наоборот, говорят, чтобы «дошло до ушей руководства», — и все с облегчением вздыхают, когда я ухожу. Да и моя должность одним кажется непонятной, другим — надуманной: своего места в жизни «дочка» не нашла, вот и пристроили на теплое местечко под мамочкино крылышко. Однажды во время разгорающейся склоки — у нас их было немного, но совсем без склок театр не театр — тромбонист Валерий Скляренко так и сказал:

— Вношу предложение упразднить должность дочки Наталии Сац, нечего ей тут болтаться.

Конечно, все это и задевало, и обижало, и материальные мои дела резко ухудшились, и все-таки… Все-таки, как говорила мама, театр — это театр: приходить сюда, может, и не стоило, а вот уйти невозможно. Значит, снова надо искать себя.

Классическое выражение К. С.Станиславского «Театр начинается с вешалки», хотя и популярное, но все же, думаю, не совсем точное: всякий театр начинается с репертуара. Им же, кстати, часто и заканчивается. Открытие в Москве первого в мире профессионального музыкального театра для юных наделало много газетной шумихи и в надежде быстрой славы и легкого заработка разные авторы стали присылать в театр свои невостребованные в других местах шедевры. Их набралось целый шкаф, целый месяц я все это читала, сортировала и рецензировала. Наконец, закончив работу и ничего мало-мальски стоящего не обнаружив, я с облегчением доложила маме Наталии Ильиничне:

— Я все рукописи отослала, теперь у нас ничего нет.

— Чему же ты радуешься? — ответила она. — Ведь твоя задача, чтобы у нас что-то было.

Сама она все время занималась репертуаром, постоянно знакомилась с творчеством современных композиторов. Как-то мы вместе были в министерстве культуры СССР и там встретились с Маргером Заринем, замечательным латышским композитором.

— Как бы я хотела, чтобы вы стали нашим автором, — обратилась к нему Наталия Ильинична.

— О! Это прекрасно, я как раз мечтаю написать оперу «Маугли» по Киплингу, вот только, кто сделает либретто, их совсем нет, этих либреттистов.