Но вот мама арестована, мама в тюрьме. Это было непостижимо, невероятно, но это было, и было именно так.
После маминого ареста жизнь изменилась круто.
Теперь я учусь в самой обыкновенной школе и совсем не хожу в театр. И живу не в отдельной, а в коммунальной квартире, нам оставлена одна комната, бывшая детская, в две остальные — в бывшую мамину и бывшую гостиную (она же папина) въехали сотрудники НКВД с семьями. Новые жильцы установили границы и в так называемых местах общего пользования: на кухне у каждого свой столик, в коридоре вешалка, даже конфорки на газовой плите четко распределены кому какую. Коммуналка утверждала свои законы повсюду неукоснительно и властно.
Но, как ни странно, в моей жизни стало больше порядка. Теперь каждый день я вовремя завтракаю, обедаю и ужинаю и, хотя ем в основном картошку да кашу, но досыта и вкусно. И одежда на мне выглядит аккуратнее, и все вещи в доме обрели строго определенные места и все это благодаря бабушке Анне Михайловне, которая после маминого ареста переселилась к нам и стала главой семьи, состоящей теперь из трех человек — брат Адриан поступил в техникум и переехал в общежитие. Третьей была наша бывшая воспитательница или, как она себя называла, бонна, хотя это чопорное аристократическое наименование никак не вязалось с простецкой Луизиной внешностью — нос картошкой, лицо блином. Прожив 25 лет в одной семье — Луиза воспитывала маму и ее сестру Ниночку, еще когда они были детьми, она давно стала ее полноправным членом. Правда, характер у нее был не из легких и это из-за нее бабушка не хотела раньше жить с нами вместе, но теперь несчастье их сблизило.
Скудной бабушкиной пенсии, конечно, не могло нам хватить, и Луиза решила попробовать зарабатывать на жизнь преподаванием немецкого языка. Строго говоря, ее немецкий был далек от совершенства так же, как, впрочем, и русский, — предмет постоянных домашних шуток и анекдотов. Особым своеобразием отличалось в обоих языках обозначение рода существительных. Но если в русском языке большинство слов женского рода она лишала окончаний, а к именам мужчин добавляла мягкий знак, отчего Наташа становилась Наташ, а Коля Кольей, то в немецком вообще не затрудняла себя родовыми обозначениями, раз и навсегда приписав все существительные к среднему роду посредством добавления артикля «дас». Однако, как бы то ни было, но кое-как по-немецки Луиза Федоровна изъясняться могла, что и вдохновило ее поместить объявление в газете: «Даю уроки немецкого языка», а затем и начать эти самые уроки «давать».
Вскоре от родителей одной из своих учениц Луиза получила предложение поехать к ним на дачу с правом занять в счет расплаты за уроки четырехметровый отдельный чуланчик на все лето. Вот так я и очутилась в день своего 13-летия на станции Отдых Казанского пригородного направления.
* * *
Между тем солнце уже вовсю рассиялось, дачный поселок ожил, и мои мысли от воспоминаний переключились на заботы сегодняшнего дня. Нужно было купить муки и дрожжей для именинного пирога, и я с нетерпением стала заглядывать в окошко продмага, ожидая открытия. Наконец, он открылся, но был еще пуст. Когда все, что нужно, было куплено и я уже собралась уходить, в магазин вдруг ввалилась запыхавшаяся словно после долгого бега огромных размеров краснорожая тетка и еще с порога заорала:
— Мыла 20, нет, 30 кусков, соли 10 кило, вермишели…
— Да куда тебе столько? — изумилась продавщица.
— Надо, стало быть, могу я купить на свои деньги, что мне надобно, — ощетинилась краснорожая и полезла за пазуху «за своими деньгами», днако все же сочла необходимым добавить:
— Может, у меня гости…
— Что ж они у тебя год не мылись, что ли? — сострил подошедший парень.
— Я посмотрю, где ты завтра мыться будешь, — огрызнулась тетка, все еще придирчиво оглядывая прилавок, хотя продавщица сказала, что больше ничего не отпустит: день воскресный, товар не посту пает, а до вечера еще торговать и торговать.
— Торговать… Эх!.. Ничем ты скоро торговать не будешь, — пробурчала тетка и вдруг, перегнувшись через прилавок, выпалила:
— Война началась, девка… Верно говорю, скоро сами узнаете…
Несносная эта тетка разрушила мою безмятежность и, хотя парень и продавщица наперебой уверяли друг друга, что тетка «брешет», что никакой войны быть не может, раз «пакт подписан», прежнее настроение не возвращалось, и я все никак не могла отрешиться от теткиных слов.
На скамейке возле дачи сидел брат хозяйки, недавно демобилизованный пограничник. Проходя мимо него, я неожиданно для самой себя не выдержала и брякнула:
Читать дальше