Роксана Сац: Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре

Недавно купленная серая беличья шубка, действительно, была уже разодрана, так как в то время я решила овладеть техникой лазанья по заборам. Но какое отношение беличья шубка, равно как и дедушка-писатель, имели к стульчику? Я показала Дашеньке язык и снова стала смотреть на шведскую стенку. Однако авторитет дедушки почему-то не давал покоя Дашеньке и толкал ее на провокационные действия. Заметив, что рядом со стульчиком стоит мой портфель, она отшвырнула его в сторону, да так, что все содержимое оказалось на полу.

Пришлось собирать книжки и тетрадки, а на стульчике тем временем воцарилась торжествующая Дашенька. Но лишь на минуту: в следующую я размахнулась тем же портфелем, — и…

Говорят, никто не слышал, как ревет пресловутая белуга, но, несомненно, ей далеко до Дашеньки. Оказавшись вместе со стульчиком на полу, она завизжала, затопала ногами, она орала и вопила до тех пор, пока на шум не вплыла гроза всей школы сама директриса.

— В чем дело? — пророкотала она величественным контральто, и сердце у меня упало.

И недаром. Когда всхлипывающая Дашенька, обратив на директрису полные слез невинные глаза, сказала:

— Она меня убивала портфелем, — гроза, действительно, разразилась. Да какая! Педагогические термины: «семейно запущенная», «плоды непродуманного домашнего воспитания» перемежались с явными вульгаризмами, типа «дрянь, мерзавка, отпетая бандитка». Напрасно я попыталась прорваться сквозь этот обличительный поток и вставить хоть слово оправдания. Учебный день для меня кончился. Мне было приказано немедленно покинуть пределы образцово-показательной и не переступать ее порога без матери.

На следующее утро я решилась на отчаянный поступок — без спросу открыла мамину дверь. Хотя накануне спектакль кончился очень поздно, она проснулась сразу:

— В чем дело, доча? — спросила ничуть не сердито.

И я начала про стульчик, Дашеньку, директрису… Понять что-то из этого путаного сбивчивого лепета было невозможно, но мама поняла все. Быстро встала, позвонила в театр, предупредила, что опоздает на репетицию и стала одеваться. Процесс одевания у нее всегда был непростым, но сегодня она одевалась так, будто отправляется не в среднюю школу, а на дипломатический прием. Зато, когда, сбросив на руки мигом подоспевшей нянечке леопардовую шубу, она пошла по школьному коридору в серебряных лаковых лодочках и ярко-красном платье с широкими, отороченными белым атласом рукавами, результат был ошеломляющий. В это время как раз началась большая перемена, из классов хлынули ребячьи потоки. Однако, заметив маму, даже самые отчаянные мальчишки, неудержимым шквалом несущиеся в буфет, вдруг останавливались, круто меняли курс и устремлялись за ней следом, ошалело глазея.

Так получилось, что директриса опять находилась в физкультурном зале, где в это время проходила торжественная линейка по приему в пионеры. Появление мамы с огромной свитой сразу нарушило ее течение. Старшая пионервожатая забыла, зачем у нее в руках пионерский галстук, и, уступая маме дорогу, отошла в сторону, «недопринятый» пионерчик растерянно подергал шеей, сделал зачем-то полный оборот вокруг своей оси и юркнул обратно в «непионерские» ряды. Мама подошла к директрисе:

— Я хотела бы увидеть вторую девочку, — сказала она.

Дашенька тоже находилась в зале.

— Расскажи, пожалуйста, как все вчера произошло, — повелела мама, и Дашенька очень тихо начала:

— Я правильно все рассказала? Может, что-нибудь было не так? — спросила она в конце.

— Так, — пролепетала совершенно сконфуженная Дашенька.

— Роксана, подойди сюда, — скомандовала мама, и я вышла на середину, оказавшись между пионерской линейкой и все увеличивающейся толпой зрителей. В полной и абсолютной тишине прозвучали тогда мамины слова:

— Заслуги даже самых близких людей — не повод для зазнайства, и ты вчера поступила правильно. Никогда и никому не позволяй себя унижать и впредь. — Она кивнула мне, попрощалась с директрисой и вышла.

Чуть ли не вся школа высыпала за ней. Смотреть, как она надевает шубу, как садится в машину, как захлопывает дверцу. А когда мама, высунувшись из окошка, озорно помахала ребятам рукой, все дружно замахали в ответ и закричали:

— До свидания!..

Триумф был такой полный, что я тоже начала было зазнаваться, и первая это заметила та же Дашенька. Ее обиженно-язвительная реплика «думаешь, ты не хвастаешь своей мамочкой?» — была справедливой: да, я гордилась своей мамой, самой красивой, самой умной, самой доброй…