Оливер Сакс: Нога как точка опоры (2012)

Эту дыру в памяти/идентичности/пространстве я теперь мог интерпретировать как дыру в том, что Эдельман называет «первичным» сознанием. Сознание высшего уровня боролось за понимание этого, используя все концепции и язык, которые были в его распоряжении. Сознание высшего уровня смотрело в пропасть, могло находить концепции или термины для того, что обнаруживало («чуждый», «аномальный», «лишенный места», «лишенный прошлого»), но совершенно ничего не могло с этим сделать. Не могло сознание высшего уровня и чем-то заменить его — я мог использовать символический и лингвистический конструкт «нога», но он был лишен для меня какой-либо субъективной реальности. Сознание высшего уровня основывается на первичном сознании и может лишь передавать и отражать его, что означает его символизацию, в данном случае как метафору отсутствия. «Ничто, — как напоминает нам Беккет, — более реально, чем нечто».

«Нейропсихологические наблюдения, — подчеркивает Эдельман, — предлагают редкую возможность протестировать теории сознания в терминах модально-специфических потерь и влияния болезни на память, язык и навыки» (1990, с. 25). Простейшим таким тестом оказывается чувство отчуждения, показывающее нам по умолчанию структуру сознания. Отчуждение представляет собой центральную потерю первичного сознания в том виде, как она воспринимается человеческим сознанием высшего порядка.

То, что местное повреждение и притом периферийное способно вызвать значительное нарушение сознания, может показаться весьма удивительным. Однако это объясняется тем, что до сих пор мы не имеем адекватной «снизу вверх» теории сознания, не поняли его биологических основ в перцептивных процессах и их картирования в организме. Изменения первичных воспринимающих областей — нарушения «местного картирования», как показывает Эдельман, — достаточная причина изменений сознания; нет необходимости привлекать какие-то дополнительные причины (такие, как одновременно наличествующий «сверху вниз» невроз или психоз) 52 52 Нейропсихологические синдромы представляют собой «снизу вверх» нарушения, в которых неврологические поражения более низкого уровня вызывают психологические поражения более высокого уровня. Истерия, напротив, представляет собой нарушение «сверху вниз», где первичное поражение возникает на самом высоком уровне — в сознании высшего уровня, символическом и лингвистическом, — любое поражение на более низких уровнях является вторичным по отношению к нему. Существует первичное нарушение местного картирования и нарушение первичного сознания при отчуждении, но при истерии они отсутствуют. (Могут, конечно, присутствовать некоторые вторичные нарушения.) Сознание высшего уровня (которое включает психоаналитическое бессознательное) при истерии отличается специфическими интенсивными аффектами, в то время как при отчуждении оно лишь смущено. Мы никогда не можем знать первичное сознание напрямую, подчеркивает Эдельман, мы можем узнать о нем только через сознание высшего уровня. Животные, лишенные сознания высшего уровня, могут напрямую испытывать его, но не могут о нем рассказать. Если и существует ситуация, когда человек может сообщить о проявлениях первичного сознания, не загрязненных сознанием высшего уровня, как предполагает Эдельман, — то только в случаях пациентов с «разделенным мозгом», когда левое и правое полушария разделены хирургически. Такие пациенты смогут сообщать о восприятии (со стороны левой половины тела или левого полуполя зрения), не модулированном лингвистическими или рефлективными силами левого полушария (см. примечание на стр. 284). .

Несомненно, при отчуждении возникает диссоциация. Леонтьев и Запорожец называют ее «диссоциацией гностических систем», но на самом деле это диссоциация сознания — между первичным сознанием, которое полностью, но локально отключено, и сознанием высшего уровня, которое совершенно не затронуто и, так сказать, прозрачно, так что может и должно передавать опустошение ниже, хотя делает это по-своему. В этом смысле «Нога как точка опоры» не просто история ноги, а отчет изнутри о том, что представляет собой первичное сознание; отчет, который может предоставить только переживание отчуждения, и ничто больше!

Первичное сознание, конечно, обычно невидимо — оно автоматическое, скрытое, как и все, что нормально. Его присутствие, как ни парадоксально, скрывает себя. Только когда оно сильно нарушается, тогда оно может стать и становится объектом внимания. Это верно для любой патологии — будучи негативным явлением, она делает поразительно заметным (подчас ужасно заметным) то, что нормально скрыто. Поэтому-то Гиппократ две с половиной тысячи лет назад говорил о парадоксальной силе «патографий» приподнимать покрывало, открывать обычно скрытую природу тела и ума.