Оливер Сакс - Нога как точка опоры (2012)

Именно это и случилось со мной, когда я не обращал внимания только так я и узнал, что со мной случилось: я уснул и во сне ненамеренно столкнул свою заключенную в гипс ногу, так что она почти упала с кровати. Потребовалось, чтобы в палату вошла растерянная сестра Сулу и чтобы я сам испытал изумление, поняв, что случилось, чтобы показать мне, что нога полностью выпала из моего сознания, игнорировалась, воспринималась, как не связанная со мной «вещь».

Также бывало и с обезьянками Мерзенича — когда нервы в их конечностях рассекали, или накладывали гипс, или туго перевязывали — или как-то еще деаффертировали. Обезьяны обращались с конечностями безразлично, возможно, неосторожно, они их словно не замечали 45 45 Однажды один из моих студентов перенес сильное обморожение; ему казалось, что его пальцы ампутированы и у него остался только ужасный, в форме дубинки кулак, Когда анестезия длится долго, возникает большая опасность повреждения тех частей, которые игнорируются, — отсюда постоянные несчастья с конечностями у больных проказой. — Примеч. авт. , они не таращились на них зачарованно или испуганно, совсем не казались растерянными или встревоженными. Была ли у них вообще концепция «чуждого»? Не является ли тогда замешательство, ужас, ощущение чужеродности, безместности, безвременности исключительно человеческой реакцией, зависящей от рефлективной, обращенной на себя природы человеческого сознания? Работы Мерзенича по динамической реорганизации кортикальных карт проводились на обезьянках — а я человек. Было ли в моем опыте нечто специфически человеческое?

Эта обращенность на себя — термин, введенный Израэлем Розенфельдом, — может быть имплицитной (как когда животное ведет себя как личность, но не осознает себя) или эксплицитной (когда есть представление о себе). Эта эксплицитная форма обращенности на себя есть суть человеческого сознания; она трансформирует опыт 46 46 «Под обращенностью на себя, — пишет Розенфельд, — я понимаю обращенность к динамическому образу тела... Наше «я» определяется способами использования своего тела, самими движениями тела, движениями, которые мы обретаем со временем; именно к этому динамическому образу обращены стимулы (обращенность на себя) и в связи с которым стимулы имеют смысл... Каждое воспоминание обращено не только на личность или объект, который помнится, но на личность, которая помнит» (Розенфельд, 1991). — Примеч. авт. .

Ни одно из упомянутых животных — собака мистера В.Р., корова Херриота, обезьянки Мерзенича — не способно сообщить о своем игнорировании. Невозможно и привлечь их внимание к этому обстоятельству — они просто игнорируют свои части, и все тут 47 47 Может ли собака иметь истерию или «чуждую» конечность? А мартышка? А человекообразная обезьяна? Мне кажется, что не может, хотя говорят, что у собачки Фрейда развилась истерическая беременность (что вызвало ироническое замечание Фрейда о том, что такое могло произойти только в доме психоаналитика). Думаю, что не может такого случиться и с обезьянками, каких использовал Мерзенич, Однако подозреваю, что с человекообразной обезьяной это могло бы случиться: у нее определенно могло бы развиться отчуждение конечности и менее определенно, но возможно — истерия; по-разному, в зависимости от наличия более высокого, обращенного на себя сознания, эксплицитного чувства «я», которое, по-видимому, имеют человекообразные обезьяны, но не более низкоорганизованные животные. Так, человекообразные обезьяны могут узнавать себя в зеркале, в то время как мартышки и собаки не могут. — Примеч. авт. . Сначала у человека все протекает сходным образом: он щадит конечность, не пользуется ею, не замечает ее, как поступал я. Однако если человек обращает на конечность внимание, как только он обращает на нее внимание, все меняется — угасшая часть теперь воспринимается... но воспринимается как полностью «чуждая». Если вопросы, порожденные игнорированием, указывают на мозговые карты тела в коре, гораздо более сложные вопросы возникают в связи с отчуждением применительно к структуре сознания в целом.

Структура сознания в целом не рассматривалась неврологами — они слишком часто считали, что сознание — это не их дело, а предмет, который лучше оставить психиатрам; это, несомненно, было реликтом жесткого дуализма XIX столетия, делившего феномены на физические и психические. Именно здесь, в этой ранее недоступной сфере, по мнению Бабинского, и существует «третья область» — область, в которой органические, объективные неврологические нарушения могут тем не менее порождать нарушения сознания. Сначала Бабинский изучал определенные церебральные синдромы — поражения (почти исключительно) правого полушария мозга, поражения, устранявшие осознанность существования левой половины тела (и ее «пространства») — так называемое левостороннее игнорирование, или полушарное невнимание. Подобные внутренние рассечения тела бывает странно наблюдать, они чрезвычайно драматичны 48 48 Пациенты с подобным поражением, можно сказать, живут в половине вселенной, не осознавая, конечно, того, что это половина вселенной, потому что для них вселенная — нерассеченная, полная и цельная. Таким образом, обычно восприятие, идея, воспоминание о «левизне» — как у пациента, историю болезни которого под названием «Глаза направо!» я привожу в книге «Человек, который принял свою жену за шляпу», — исчезает. «Когда игнорирование выражено, — пишет М. Месулам, — пациент может вести себя так, словно половина вселенной внезапно перестала существовать в какой-либо значимой форме... Пациенты с унилатеральным игнорированием ведут себя так, как будто не только ничего не происходит в левой половине пространства, но и нельзя ожидать, что там произойдет что-то важное». . Поскольку больные с полушарным невниманием не осознают своего игнорирования, они не могут описать его или сообщить о нем, как бы велик ни был их интеллект; как ни манит это их, они не могут сказать, на что похож их опыт 49 49 Такие пациенты, считает Эдельман, не испытывают провала или разделения сознания, но проявляют радикально реорганизованное сознание, так что новое сознание воспринимается как полное и цельное, — Примеч. авт. . Только в случае неповрежденного мозга, столкнувшись с игнорированием или угасанием периферической природы, могут все силы внимания и сознания высшего порядка быть сосредоточены на феномене. Анозогнозия недоступна для интроспекции, инсайта или описания 50 50 То же самое, но совершенно иным образом, происходит при истерии. Так, истерик, жалуясь на паралич, онемение и т.д., не осознает того, что их причина лежит в аффекте и концепциях, в изменениях сознания. Действительно, если такие патогенные изменения удается осознать, истерия исчезает; истерия, таким образом, зависит от бессознательного — хотя и бессознательного, совершенно отличного от такового у анозогнозика. — Примеч. авт. , но отчуждение может быть воспринято и описано со всей силой рефлексии, которой обладает пациент; это придает ему уникальный статус, непохожий ни на что в нейропсихологии, уникальную способность показывать базовую структуру самого сознания (потому что тут сознание наблюдает за собой и способно выявить определенную форму собственного нарушения).