Виль Липатов: Точка опоры

О нем надо писать не рассказ, не повесть, не роман, а очерк. Именно очерк, чтобы разобраться в том, что сейчас происходит на нашей теплой и круглой земле. Поставить точки над "и", разместить акценты, развеяв дымку предположений, выявить невыявленное и все это сжать тугой пружиной обобщения.

А он сидит передо мной и курит вторую папиросу… Да, вторую папиросу! Видимо, все-таки чуточку волнуется, хотя он слишком крупный и сильный человек для того, чтобы волноваться в обычном смысле этого слова. Не могут же у него – черт возьми! – вздрагивать от волнения руки, прерываться дыхание, краснеть лицо. Это не такие руки, не такие легкие… Вот выкурить подряд две папиросы – это он может!

– Архимед! – улыбается он. – Великий Архимед… Чепуха какая-то получается! Если хочешь знать, гениальный Архимед был несчастным человеком!

– Архимед?!

– Угу, Архимед… – спокойно подтверждает он. – Я могу это доказать его же словами: «Дайте мне точку опоры, и я поверну землю!»

Он поднимается, медленно проходит из угла в угол комнаты, высокий, крутоплечий, с копной белокурых волос на гордо посаженной голове.

– Ты слышишь в словах Архимеда гордую силу человека! – задумчиво продолжает он. – Конечно, но… Ты попытайся услышать в них и другое. – Тут он останавливается, пристально смотрит на меня, но не видит, так как всматривается в другое. – Мальчишкой я жалел Архимеда! – с медленной улыбкой говорит он. – Мне представлялось, как Архимед стоит на возвышенности, как ветер раздувает его тунику, седые всклокоченные волосы. Глаза Архимеда устремлены вдаль, руки подняты к небу. Восклицая: «Дайте мне точку опоры!» – он с тоской глядит на холмистую равнину, печальный, одинокий, такой маленький на большой земле…

– Легенда! – говорю я. – Легенда этот вопрос трактует совсем в ином аспекте. Будет тебе известно, легенда…

– Мне пет дела до легенды! – неожиданно сухо перебивает он. – Мы сами создаем легенды и сами верим им!

– Вот уж… – говорю я, а сам пораженно смотрю на него: он так сказал о легенде, что…

– Ого-го! – говорю я.

– Но – так! – отвечает он.

У него, у Бориса Кочергина, длинный титул: «Бригадир бригады коммунистического труда, инициатор областного движения за пересмотр норм выработки, председатель заводского комитета по рационализации и изобретательству». Он – величество. Только в отличие от русского императора, не «Его императорское величество!», а «Его Величество рабочий класс!».

– Я понимаю тоску Архимеда по точке опоры! – задумчиво продолжает Борис Кочергин. – Чувствовать силы для свершения и не мочь свершить – одна из великих трагедий жизни! Ты перебери всю литературу прошлых столетий и увидишь, что трагедия ее героев в невозможности свершать.

Он опять смотрит на меня и опять не видит.

– Мне думается, – говорит Борис, – что счастье человека заключается в возможности свершать. Потому я и слышу в словах Архимеда не только гордую силу человека, но и тоску по несуществующей точке опоры.

Сказав это, он садится на место, вынимает пачку папирос, чиркает спичкой. Это уж будет третья папироса, которую выкурит он с тех пор, как пришел ко мне. Три папиросы – это много для него, и я настораживаюсь.

– Интересно, интересно, – говорю я. – Дальше?

– Пожалуйста! – улыбается он и пожимает плечами. – Мне хочется узнать, отчего ты думаешь, что я не все сказал.

– Папироса… Третья папироса! Когда человек собирается бросать курить, но выкуривает три папиросы…

– Ясно! – серьезно и тихо говорит он. – Я буду продолжать… Точка опоры, оперевшись на которую можно повернуть землю, есть…

– Так, так! – тороплю я его. – Точка опоры, оперевшись на которую можно повернуть землю, это…

– Советская власть…

…Мы некоторое время молчим. То есть я по-прежнему сижу и смотрю на него, а Борис опять ходит из угла в угол комнаты, заложив за спину руки.

– Вот так! – наконец говорит он. – Тут есть, по-моему, зернышко для раздумий о том, каким должен быть человек коммунистического общества. Тут есть что-то. Определенно есть!.. Ты пощупай-ка эту мысль. Может быть, хватит для затравки… А я, брат…

– А ты?

– А я, брат, пойду на работу… Мне сегодня в третью смену! Будь здоров!

– Будь здоров, Боря!

Он уходит, черт белобрысый, а я остаюсь наедине с теми мыслями, которые он оставил для завтрака и советовал «пощупать». Наговорил кучу отличных мыслей, поймал меня на крючок и пожалуйста: «А я, брат, пойду!.. Мне сегодня в третью смену!» Хорошо, что хоть ни на концерт художественной самодеятельности!