Была ли я чистой сердцем? Не знаю. Хотела быть — это точнее. Тому, что существует связь между «узрением Бога» (верой) и таким стремлением, есть немало Доказательств. Указывает на такую связь и Клайв С. Льюис: «… одним Он являет Себя гораздо больше, чем другим, — и не потому, что у Него есть любимчики, а потому что невозможно Ему явить Себя человеку, весь ум и характер которого не в состоянии принять Его, точно так же, как солнечный свет, хотя и не имеет любимцев, не может отразиться в пыльном зеркале столь же ясно, как в чистом».
Фигурально выражаясь, я омывала слезами своё пыльное зеркало, и оно становилось чище, и в нём отражался Бог.
Так что «заповеди блаженства», считала я, имеют ко мне непосредственное отношение. «Радуйтесь и веселитеся!» — мажорный призыв хора на каждой литургии — животворил сердце. Я выходила из церкви совершенно в другом настроении, чем входила в неё.
Не так давно, уже на шестом году перестройки, старинный приятель, тоже поэт, всеми силами отбивающийся от «официального христианства» (другого он не знает), объяснил мне, что именно отталкивает его в этом столь распространённом ныне «увлечении». Те житейские и прочие блага, которые надеются извлечь из принадлежности к церкви неофиты. «То вступали в партию, а теперь идут в церковь», — довершил он своё «фэ».
Не буду ни топить, ни защищать неофитов. Все они — разные, у каждого свой путь.
Нам лишь указано на иерархию ценностей: «… не говорите: «что нам есть?» или «что нам пить?» или «во что одеться?» Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6 — 31, 33, подчёркнуто мной — Т. Ж.).
Пребывая все в той же точке земного шара, я отправилась на поиски Царства Божия, но что греха таить, надеялась и на приклад. Я устала от долгой череды передряг, от домашней распутицы, от постоянных нехваток. Как герой тогда ещё не снятого фильма А. Тарковского, я просила Небо сделать хотя бы так, как было прежде, собрать целое из обломков. Я готова была послужить Ему, соглашаясь на «жертвоприношение».
— Рассказывайте!
* * *
Отец Александр придвигается ко мне со своим стулом. Ему все интересно: как меня восстанавливали на бюро поэтов, кто и что говорил. Многие фамилии он слышит впервые, но я догадываюсь: отдельные штрихи, реплики складываются для него в единое лицо — лицо фантасмагорического сообщества, именуемого советской творческой интеллигенцией.
Объясняя трудности эмиграции, Мень не раз говорил, что мы, советские люди, отлиты по особому образцу, в наших головах все перевёрнуто: «… край — всем краям наоборот! — Куда назад идти — вперёд Идти…» — это все та же премудрая Марина Цветаева.
Так что с определением «советская» все вроде ясно.
«Творческая…» Все производные от слова «творчество» звучат неизменно сладко только для дилетанта. Тот, кто внутри профессиональной творческой среды, знает, насколько они бывают обманчивы.
Как наивна я была в свои молодые годы! Верила всему, чему учили. Едва начав что‑то соображать, только и слышала, что писатель должен отразить, да не как зеркало, а как увеличительное стекло, ведущие в земной рай тенденции общественного развития. Среди добродетелей творца назывались — порой впереди таланта — партийная принадлежность и преданность идеям коммунизма. О том, что такое талант, предпочитали умалчивать или пошучивали: талант, как деньги, есть — есть, нет — нет.
Мень выражал общехристианскую точку зрения на творчество, на природу таланта, на права и обязанности того, кто им наделён. Захватывало дух при мысли, что Творец приглашает каждого, в ком бьётся жилка художника, к сотворчеству, к соучастию во вселенском преображении всего сущего. «Есть реальность физического мира и есть реальность мира духовного, которая не даётся в ощущениях, — любил повторять A. B. — Люди творческие, тем не менее, её ощущают, так как харизма идёт извне».
Именно от него я впервые–усдышала про харизму — благословение свыше. В древности она давалась пророкам, великим поэтам, истинным сотворцам. Но неужели и нам, малым сим, капает что‑то с неба? Приходится предположить, что да. «И просто продиктованные строчки ложатся в белоснежную тетрадь», — просто и глубоко сказала об этом Анна Ахматова.
Свобода — не столько право харизматической, то есть талантливой личности, сколько главное условие, при котором она только и может максимально себя проявить. Иначе «поручение» (Баратынский) будет не расслышано или дурно выполнено. «Мне с небес диктовали задачу — я её разрешить не смогла», — это уже Белла Ахмадулина…
Читать дальше