Петр Горелик - По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий - жизнь и творчество)

— Но ты же вспомнил.

— Все равно памяти нет.

Я молчала, твердо зная, что разбивать его представления о себе нельзя.

Дезик всегда интересовался новостями о Борисе, просил рассказывать о нем со всеми подробностями. Как-то рассказала о приведенном выше эпизоде. Было видно, как этот рассказ дорог ему. Уже когда Бориса не стало, Дезик в очередной приезд к нам в Ленинград попросил меня снова рассказать ему этот эпизод. И на этот раз был так же взволнован, долго молчал, и я чувствовала, что ком подступает к его горлу.

Как-то, когда разговор зашел снова о деньгах, я сказала:

— Но ведь у тебя идут две книги, значит, деньги будут.

— Нет. Это все потеряно. Я не способен работать. А рукописи надо дорабатывать.

— Боря, кстати, Витя Фогельсон звонит и очень просит, чтобы ты разрешил ему прийти. Он тебя любит и хочет навестить. Он захватит с собой рукопись, и вы немного поработаете, у него есть вопросы.

— Я никого не хочу видеть и не смогу быть ему полезным.

Мне пришлось вновь прибегнуть к хитрости:

— Боря, книга уже почти готова, она в плане, и от ее выхода зависит зарплата редактора и премии в издательстве и типографии.

Я желала выхода книги, понимая, что это принесет Борису радость, убедит его, что он не потерян для литературы и способен работать. Я надеялась на избавление Бориса хотя бы от двух навязчивых «пунктов»: потери работоспособности и безденежья. Мои усилия не пропали даром, Борис согласился.

Витя приходил, и в следующем году книга вышла. Это были “Неоконченные споры”. Борис, обычно даривший книги Пете или нам вместе, «Неоконченные споры» надписал мне отдельно. Так в нашей семье остались две одинаковые подаренные им книги. На одной написано: “Пете — первому другу”; на другой “Ире Горелик — с предками и потомством. С любовью. Борис Слуцкий. 9. 11. 1978”» [360] Рафес И. Краткие воспоминания… // Вопросы литературы. 2002. Март — апрель. С. 314–321. .

С тяжелым сердцем вспоминает свой единственный визит в больницу и Наталья Петрова:

«…приехала на Ленинский проспект и стала искать психосоматическое отделение 1-й Градской. Оно спрятано в чахлых зарослях. Даже вековые деревья и старинность больницы здесь уходят и остается мусор, задворки и глухая закрытая дверь. Все отгорожено от нормальной жизни. Когда-то Борис говорил, что я вынослива, выдерживаю постоянную стиснутость своей души надеждой и отчаянием, ее обвалы и землетрясения. Я удивлялась и не очень верила ему, мне казалось, что все не так уж плохо, что все это — свойства живой человеческой души. Теперь моя душа, действительно стиснутая надеждой и отчаянием, дрожала, готовясь к встрече с другой душой, перешедшей грань и живущей в других измерениях. А это была большая и сильная душа. Я написала записку: “Борис, пожалуйста, не прогоняйте меня” — и стала ждать… слушая, как стучит мое сердце где-то в горле. Меня впустили. На мою записку он сказал: “Эту надо пустить”.

Он сидел на кровати, подняв руку — поправить волосы, — и резко прекратил это живое движение. Оборвал себя. Все уже не имело значения. Был вежливый разговор: как дела? Как Коля? Как такой-то? Такие-то? Я отвечала — как могла бодро, не крича, не плача. Стала говорить ему, что не имеет права так вот все бросить, его многие ждут, в него верят, нуждаются в его помощи, что-то о “Зеленой лампе”…

— Наташа, прекратите эту психотерапию. — Это было от прежнего Слуцкого.

— Так научите… что говорить? Что делать?

— Не знаю, — сказал он, — не знаю, чем все это кончится, но я уже больше никогда не буду делать того, что делал до сих пор.

Он сказал мне это строго и глядя поверх меня, не мне, а чему-то сильнее и мощнее его и чему он отказывался впредь подчиняться. Хотел, чтобы я поняла и запомнила. Я запомнила. И, мне кажется, поняла… Он хотел положить мою записку в тумбочку, но снова оборвал себя и протянул ее мне.

Больше мы не виделись» [361] Петрова Н. «То, что уже стихает…» // Борис Слуцкий: воспоминания современников. СПб.: Журнал «Нева», 2005. С. 374–375. .

Ко всем «фобиям», о которых вспоминает Ирина, прибавилась новая — страх перед выходом из больницы. Брат Слуцкого Фима, друзья понимали, что из больницы ему надо уходить. Но — куда? Рассматривались варианты: например, вернуться в квартиру в Балтийском переулке и кому-нибудь из друзей или брату пожить с ним некоторое время. Самойлов, живший в Пярну, участвовал в обсуждении в письмах. 24.03.78 года он писал: «Вести о Борисе, которые доходят из Москвы, неутешительные. О нем постоянно думаю с чувством бессилья, невозможности ему помочь, с ощущением “безнадеги”. Даже если бы кто-то мог провести с ним некоторое время, это не решает дела. Во-первых, неизвестно, захочет ли он, во-вторых, — что дальше? Болезнь Бориса не умственная, как бывает у сошедших с ума, а душевная. В первом случае за человека можно принять решение, а за душу решения принять никто не может. И, конечно, ужасно наблюдать все это, не зная даже, как подступиться к решению проблемы… Напишите о впечатлениях Иры». 6.04.78 в ответ на Ирино письмо Дезик писал: «…Сами знаете, как Ирино письмо огорчительно. Чем дальше, тем меньше надежды, что дело пойдет на лад, что Борис совсем восстановится… Если даже за него принимать решения, то какие? Кто с ним может быть? Это вот сейчас коренной вопрос, потому что в больнице ему делать нечего. Таблетки можно принимать и дома.