Фредерик Бегбедер - Конец света - первые итоги

Последняя поэма Кокто была опубликована за год до его смерти, в 1962 году. Должно быть, поэт о чем-то догадывался, потому что озаглавил ее «Реквием». Не много мне известно фраз, способных перевернуть душу так, как та, которой начинается его предисловие: «Этот текст, похожий на дурной перевод с иностранного языка, — из тех, что диктует поэтам господин, которому они служат и который таится у них внутри, — был написан в результате нескольких приступов внутреннего кровоизлияния». Кокто снится его болезнь, и он изобретает новый жанр — поэтическое вскрытие, излагая диагноз в четырех тысячах строк.

«Нога на земле нога в пустоте

Хромой поэт-победитель».

Однажды на его месте окажемся мы,

И я надеюсь, мы тоже победим.

А когда мы умрем,

Наши дети улыбнутся.

Когда в 1912 году Дягилев бросил Кокто: «Удивляйся!» — думал ли он, что дает ему наихудший из советов? Читатели не желают, чтобы их удивляли, они хотят, чтобы их успокаивали. Никому не понравится быть захваченным врасплох такими вот строками: «Боги существуют: это дьявол. Я любил жизнь, она меня ненавидела, и вот я умираю». Чего тут не понять? Сюрреалисты предпочитали ложь, в которой содержится истина. Кокто было плевать на мир: не кубист и не дадаист, но в то же время немножко от того и от другого. «Надо любой ценой добиться того, чтобы мысль пульсировала, как пульсирует сердце со своими систолой, диастолой и резкими остановками, что и отличает его от машины». Дух противоречия (или дух синтеза, что одно и то же) он превратил в свой образ жизни. Это был хамелеон, умерший от усталости на шотландском пледе. Его «карточные фокусы в исполнении души» не могли остаться безнаказанными.

XXI век будет веком поэзии — или его вообще не будет.

//- Биография Жана Кокто — //

Если вам скажут: «Жан Кокто жил с 1889 по 1963 год», вы вспомните «Красавицу и Чудовище» («La Belle et la Bête», 1946), «Ужасных детей» («Les Enfants terribles»), написанных за 17 дней, «Ужасных родителей» («Les Parents terribles»), написанных за восемь дней), академическую шпагу, в 1955 году изготовленную по его рисунку Картье, порнографические гомосексуальные рисунки «Белой Книги» («Le Livre Blanc», 1928), знаменитый курс лечения от опиумной зависимости в Сен-Клу в том же году, Жана Маре и tutti quanti, но Кокто — это не только вышеперечисленное. Это еще и ложно легкомысленный поэт, 47 лет назад скончавшийся в полном забвении (в тот день все обсуждали смерть его подруги Эдит Пиаф). Начиная с 9-летнего возраста, когда его отец свел счеты с жизнью, Жан Кокто опережал свое время во всех отношениях, включая непонимание. Можно быть одновременно светским человеком и изгоем. К счастью, для великих писателей есть жизнь после смерти.

27 марта 2000 года, понедельник. Холодно. Я проснулся невыспавшийся. У Хлои отит. Читаю интервью Патрика Бессона с Каролиной Барклай в начале журнала «Voici»: вопросы, как всегда по понедельникам, длиннее ответов. Утром получил «Дневник» Наба: в нем 1300 страниц. Что они, спятили, что ли, печатать такие толстые книги? Это Пруст завел моду. Листаю «Камикадзе» — четвертый том жизнеописания Наба (1988–1990). У этого парня все наперекосяк, как и у меня. Бросает жену, потом возвращается к ней, любит другую, ее тоже бросает, и вдруг выясняется, что его жена ждет ребенка. Смотрит телевизор, читает газеты, обедает со всякими козлами, собачится с друзьями, уезжает в Стамбул, слушает диски. В конце его жена рожает, он плачет от злости и падает в обморок от счастья.

28 марта 2000 года, вторник. Вчера вечером я крайне неудачно защищал на телевидении «Дневник» Наба. Вивиан сказал, что никто не станет это читать; я должен был возразить, что нечего распространять собственное мнение на всех остальных. Ладно, фиг с ним, помещу Вивиана на одну страницу с Набом, будет знать, как пороть всякую чушь. У Хлои упала температура. Мы с Дельфиной воспользовались этим и пошли ужинать к Клаудио («Монтеверди», улица Гизард, Париж). Заказали классическое кьянти и надрались. Перед тем как заснуть, я снова взялся за «Дневник» Наба, притягательный, как бразильская мыльная опера. День за днем я погружаюсь в его жизнь, ссорюсь с Соллерсом и Аллье, пишу заметки для «L’Idiot International», спорю с Альбером Альгу и Арлетти, Джеки Берруайе и Люсеттой Детуш, оскорбляю одних людей и восхищаюсь другими. Я засыпаю умным человеком.

29 марта 2000 года, среда. Наконец-то выглянуло солнце. Хлоя ткнула пальчиком мне в глаз и разбудила меня. Продолжаю чтение «Камикадзе». Забавно: все части «Дневника» Наба озаглавлены на разных языках. Том I: «Nabe’s Dream» (английский); том II: «Tohu-Bohu» (иврит); том III: «Inch’Allah» (арабский); том IV: «Kamikaze» (японский). У автора явно не все дома. Сегодня вечером у меня опять выступление на телевидении, но на сей раз никто не посмеет мне перечить, когда я заявлю, что Наб — гениальный сумасшедший. Я выписал одну его фразу: «Сердце переворачивается в груди, как мертвец в гробу».