Владимир Юрков - 5. Командировки в Минск 1982-1985 гг.

Еще, Минск поразил меня отсутствием праздношатающихся жителей. Если люди шли по его улицам, то они шли с какой-то четко определенной целью. Может быть по делам, на работу, в магазин, в школу или детский сад за ребенком, но, ни в коем случае не просто так, чтобы пройтись-поглазеть по сторонам. Я много раз прогуливался по Минску, особенно по его центральной части и видел очень мало прохожих, особенно в дневное время. Даже в парке Горького, в самом центре города рядом с площадью Янки Купалы, днем было малолюдно. Заметилось мне, что не было, ни мамаш, ни бабусь с колясками. Встречались дети постарше, предшкольного, возраста, а маленьких — нет, не видел.

Даже вечером, когда народ возвращаясь с работы, заходил в магазины, шел в кафе ужинать, то все это не приводило к толчее. Происходило это как-то само-собой быстро и незаметно. Вышел из дома — в кафе, из кафе — домой. Все размерено. Никаких лишних движений. Раз — два, раз — два. Как в армии. Да люди могли встретится и поговорить, но стоять просто так и курить, разглядывая при этом окна соседнего дома — никогда.

В отличие от Москвы, на улицах Минска, очень редко встречались сильно пьяные люди. Подвыпившие — да, были. Причем достаточно часто. Но упившихся до "положения риз", блюющих, валяющихся на остановках транспорта, на газонах или просто лежащих поперек дороги, что повсеместно встречалось в те годы в Москве — такого не было. Не было даже и таких, которых называли "кривоходячими", "херами". Нет подвыпившие жители Минска шли достаточно ровно. И уж совсем исключение составляли выпившие дебоширы-драчуны. Одного такого мы встретили, но это был скорее анекдотично, чем опасно.

Для громкого названия "Столица" в Минске было удивительно мало автомобилей. Уж как не было слабо развито автомобилестроение тогда в СССР, но Москва, особливо в центре, была забита транспортом. А тут, по центральному (Ленинскому) проспекту, лениво двигались две-три машины. Хотя на каждом перекрестке были светофоры и, что непривычно, люди переходили улицу только на зеленый свет. За чем зорко следили местные милиционеры. Нас с Сергеем Ивановичем несколько раз они останавливали, когда мы игнорировали красный сигнал светофора, но получив достойный отпор (типа, мы московские, а ты — провинциальный мент, отстань со своей дурью или же — составляй акт и пришли мне на работу — вот уж москвичи посмеются) махали на нас рукой, как на полных отморозков. А в их "стране" такой акт действительно разбирался на общем собрании коллектива, человеку делали выговор за недостойное поведение в общественном месте. Поэтому многие считали, что лучше отдать штраф, а еще лучше — подчинится Закону и переходить улицу на зеленый сигнал светофора. Ужасно то, что после третьей поездки в Минск, я заметил за собой, что я в Москве начал переходить улицу на зеленый сигнал. Вот так на человека действует всеобщая законопослушность. Все же человек — скотинка стадная, куда все, туда и он.

Замечу, насколько неисповедимы пути господни — ведь нам тогда вся эта канитель с зеленым светом казалась большой-большой глупостью, а буквально через десять лет весь Минск, как и Москва был забит автомобилям по самое "не могу" и я думаю, что законопослушным минчанам было проще оставаться в живых, чем москвичам, привыкшим шнырять через дорогу в любое время и в любых направлениях. Возросшая автомобилизация не прощала этого.

Второе, что поразило меня в этом городе — "планов громадье" — пространственный размах с котором велось строительство.

Москва всегда была средневековым городом, сколь бы ее не называли "большой деревней" и что обидно — с аналогичной скученностью застраивалась и в новое время. Если вначале и пытались создать систему микрорайонов, то очень быстро дыры между микрорайонами заросли домами и город стал представлять сплошную застройку с изогнутыми улицами и хаотичным расположением зданий.

В Минске мне запомнился Проспект Пушкина в районе Матусевича. Проспект Пушкина — часть второго транспортного кольца — улица, сама по себе, неширокая, но жилые дома отстояли непривычно далеко от нее. Нечто подобное можно было увидеть и в Москве на Алтуфьевском шоссе в районе второй эстакады. Это хорошо, и для людей, и красиво, потому что не зажимает взгляд, но — мне было непривычно. Удивляли еще и большие интервалы между микрорайонами на Втором кольце. Особенно перегон над Свислочью.

Помню, как то раз, вечером, мы специально остановились там, чтобы посмотреть на город. Вдалеке виднелся яркими огнями проспект Машерова, чуть правее — Веснянка, а сзади — Нововиленская. А мы как будто бы находились в чистом поле. И вправду, левее Виленской начинался самый настоящий пустырь, тянущийся до самой Кольцевой дороги. Вокруг было черным-черно (снег еще не выпал или уже растаял). Все живое или жилое казалось страшно далеким от нас. Создавалось впечатление, будто бы стоишь на каком-то забытом богом полустанке и смотришь на город, находящийся вдали. Это ощущение усиливал тот факт, что при расширении Минска в его черту были включены и близлежащие деревни. Такое было и в Москве, но в Москве эти деревни были довольно быстро исчезли, уступив место многоэтажкам, и сохранялись только в тех местах "куда не ступала нога нормального человека". А в Минске на втором кольце было полно бывших деревень с разнообразными деревянными домиками, приусадебными участочками, где росли, то цветы, то огурцы, то картошка. Но, при всей своей патриархальности, белорусы то ли любили яркий свет, то ли жадничали — и во многих деревенских домах Минска я встречал люминесцентные лампы, заливавшие избу непривычным, магазинно-городским, ярким синевато-белым "пластиковым" светом.