Владимир Юрков - 5. Командировки в Минск 1982-1985 гг.

Большинство пользовалось этими привилегиями только для себя лично и своих близких. Но были и такие, которые превращали свое ветеранское удостоверение в источник наживы. Я сам, неоднократно, обращался к ним за помощью — и, когда надо было купить швейную машинку и, когда требовалось достать дефицитное лекарство.

В конце брежневизма, а особенно после него, когда количество и длина очередей резко возросли, во многих местах, стали появляться "помощники" с ветеранскими книжками, которые проходили (или проводили) без очереди за скромную оплату в виде (на дешевые товары) удвоенной цены. Особенно широко это развилось в билетных кассах. Благо билеты тогда были не именные.

И вот, как-то весной 1984 года, мне пришлось покупать билеты в кассах Белорусского вокзала. Я вошел в огромный, светлый от гигантских окон зал, вся противоположная стена которого, представляла собою длинный ряд кассовых окошечек из которых, по каким-то непонятным, принятым в те годы, соображениям, работало только два! Поэтому через весь зал, напоминая гигантского удава из мультфильма "38 попугаев", тянулась и извивалась огромная очередь, раздваивавшаяся только перед самыми кассами. И это еще больше усиливало сходство с удавом.

Приобретенный мною за несколько командировочных лет опыт подсказывал, что стоять не менее двух-трех часов — собственно говоря — на это я и рассчитывал. Как говорилось тогда в шутку, словами какого-то партийного деятеля: "нам не ждать милостей от природы". Поэтому я безропотно встал в конец очереди, осмотрел, постаравшись запомнить, своих соседей — на случай, если придется выйти покурить, а очередь за это время сдвинется, и стал ждать.

Ждать!

Одно из двух самых основополагающих в советской стране слов.

Присутствовать и ждать!

Два слова на которых держался весь уклад советской жизни. Присутствовать (именно присутствовать, а не жить, не учиться, не работать) надо было везде — дома, на работе, на собрании, в школе, в институте, в профкоме…

Присутствие, только присутствие и никакой деятельности.

Анюта Каменецкая называла наш МАДИ "присутствием". Она говорила: "иду в присутствие", поскольку от нас, особенно в те совершенно беспредельные андроповские времена, ничего, кроме присутствия не требовалось.

Ну, а ждать приходилось всю жизнь.

Сначала ждать поступления в школу, потом окончания школы, затем окончания института, вступления в партию, очередной должности, пенсии, смерти, некролога…

В годы застоя ценились не личные качества человека, а количество прожитых им лет (Брежнев всех клеил по себе), поэтому, чтобы заработать авторитет надо было не трудится, а ждать, ждать и ждать… К тому же, ждать приходилось во всех огромнейших очередях, как настоящих (в магазине, в кассе, в поликлинике), так и в виртуальных (не могу подобрать лучшего слова) очередях на улучшения жилья, на покупку автомашины, аккумулятора, пылесоса. Вся страна стояла в одной огромной длинной очереди и ждала… некоторые умирали, так и не дождавшись своей очереди, как деревья, стоя — например мой друг Сергей Иванович умер, но так и не достоялся до конца очереди на покупку аккумулятора в которой он стоял или вернее состоял целых три года. (В скобках замечу, что тогда приобрести новый аккумулятор можно было только сдавши старый).

Ходила такая побасенка, что вроде как Достоевский — не советский писатель — ведь он ДОСТОЯЛСЯ, а мы — нет.

Но вернемся в кассовый зал.

Ждать мне, естественно, не хотелось, но мы, совки — привычные к ожидации. Поэтому, хоть я, и заметил недалеко от входа пожилого невысокого мужчину в коричневом костюмчике с орденской колодкой на левой стороне груди и с красной книжечкой в руках, но подходить к нему не стал. А он зазывательно смотрел на каждого входящего, но никто не реагировал на его взгляды, поскольку видимо были командировочными, а им бы пришлось платить за срочную покупку пять рублей из собственного кармана, чего никому, конечно, не хотелось. Бухгалтерия такие расходы не оплачивала.

Когда я, простояв около получаса, возвращался, выйдя покурить, то заметил, что коричневый костюм уже отходит от кассы, держа в руке билет. Билет этот он передал молодому парню в джинсах, который сказал спасибо и ушел. Но, не прошло еще и пятнадцати минут, как коричневый костюм снова рванул к кассе. На этот раз ему пытались что-то возразить, напоминали о очереди, о совести, но он и слушать ничего не хотел — "я — ветеран — мне положено", и телом и руками разгребая народ от кассы.