Микола Садкович - Мадам Любовь

Франсуа молча глядел на темно-серую асфальтовую ленту дороги, окаймленную старыми, уже осыпанными позолотой березами и редкими, еще хранящими зелень дубами. За деревьями лежали поля в тихой грусти убранных хлебов. Два пастуха медленно перегоняли стадо через овраг, поросший низким кустарником. Где-то за бугром ворчал трактор, посылая в небо колечки сизого дыма. Все было тихо, покойно.

О чем думают попутчики?

Когда человек умолкает, трудно угадать ход его мыслей. Но нельзя же идти все время молча... Однако затевать какой-либо спор тоже не хотелось. Франсуа вообще не любил спорить, а только иногда бросал одно-два слова, как камешек в тихий пруд. Круги расходились сами, и Франсуа следил за ними со стороны.

- Не правда ли, - обратился он к американской миссис, которая всегда все знала лучше других, - вчера нас встретили гостеприимней, чем мы ожидали?

Миссис сразу пошла большими кругами.

- Все дело в том, - заявила она, - что смысл всякого гостеприимства не что иное, как желание парализовать в чужом враждебное себе. Коммунисты никогда не станут друзьями истинных пацифистов.

- В одном мы сходимся, что война - зло, - помедлив, заметил Франсуа.

- Да, но разве зло может быть справедливым или несправедливым, как они это считают?

- Мадам, они никогда не начинали первыми, а защищать свой дом, каждый скажет, - это справедливо... Тут проповедь не всегда...

- Странно, мосье Дьедокье, уж не считаете ли вы, что русские вовсе не нуждаются в нашем слове? - с легким раздражением сказала миссис, запрыгав на одной ноге - она пыталась вытряхнуть из туфли камешек, но потеряла равновесие, и Франсуа поддержал ее за локоть.

- Благодарю вас... Наше слово нужнее всего там...

- Где ему меньше всего верят... - сорвалось у Франсуа.

- Ах, вот оно что! - Миссис гордо вскинула голову в перышках.

- Давайте лучше споем их песню, - снова предложил бельгиец, покосившись на каноника.

Бельгиец был молод, силен. Вероятно, по этой причине казался беспечным и легкомысленным, к нему относились с улыбкой, но охотно откликались на его веселые затеи. Однако сейчас почему-то все промолчали.

А песня все же возникла. Она приплыла со стороны вместе с глухим рокотом трехтонки, поднявшись над ней на высоких девичьих голосах.

Пешеходы оживились, повернули плакаты в сторону накренившейся на обочине машины. Колонну обдало волной горькой пыли и запахом яблок. В кузове на ящиках сидели повязанные белыми платочками девушки и пели. Бельгиец помахал им рукой.

- Ой, девоньки! - вскрикнула сидевшая выше других. - То ж те, что из Америки вышли... Бачите, плакаты несут.

- Ага, "Мир"... То по-нашему, а по-немецки "Фриден"... И по-английски...

Машина остановилась метрах в трехстах впереди колонны. Из окна шоферской кабины высунулась голова в фуражке танкиста.

- Кому приспичило?

- Я стучал, - торопливо и немного заискивающе ответил старичок в аккуратной поддевке. Он сидел, укрывшись от ветра, в углу кузова, а теперь взобрался на ящик.

- Один момент, на туристах почин сделаем.

Старичок быстро развязал зажатый между ногами мешок, достал небольшое, подшитое полотном решето, сыпанул в него яблоки.

- Нехай попробуют, господа хорошие, наш советский ранет...

Шофер ступил на подножку машины и, сдвинув на лоб фуражку, посмотрел на приближающуюся колонну.

- Почин, говоришь?

- А как же... - хихикнул старик, - без почина не баба, а дивчина. Упустишь - не догонишь, вся коммерция кувырком.

Он торопился, укладывая яблоки красными бочками кверху. Подхватил упавшее, хукнул, потер о полу поддевки, протянул решето.

- Подержи, хлопец, подсоби.

Шофер почти вырвал решето из рук старика, сказал тихо, со злой усмешкой:

- Я подсоблю, а ты... Застынь, понял?

Старик словно споткнулся о голос, едва успев перебросить ногу через борт. Под ним только доска скрипнула. А шофер соскочил на дорогу навстречу пешеходам.

- Мир! - сказал он, широко улыбаясь, держа на вытянутых руках решето с яблоками. - Фриден! Угощайтесь, кали ласка...

- О-о! Колхоз?

- Колхоз, колхоз... Свеженькие, только с дерева... Но, но, денег не надо.

- И-ван! - не крикнул, а будто икнул старик, сидя верхом на борту кузова. - То ж мои... не колхозные!

Девушки засмеялись:

- Ничего, дяденька... И ваши не хуже наших...

Над дорогой взлетали слова то русские, то английские, то немецкие, хрустели яблоки, чмокали пробки термосов. Шоферу протягивали плоские фляги:

- Бренди... Коньяк, плиз... Э литтл...

- Не могу... я за рулем... Ферботэн, автоинспектор, понятно? - Шофер смешно потянул носом. - О-го-о... Ферштейн?