Николай Садкович: Мадам Любовь

Микола (Николай Федорович) Садкович – известный белорусский писатель и кинематографист – родился 21 января 1907 года в деревне Устье на Оршанщине.

Весной 1924 года, окончив среднюю школу, поступил на режиссерский факультет Государственного техникума кинематографии.

Много лет отдал работе в советском кино. Среди работ кинорежиссера Садковича – известные фильмы «Песнь о первой девушке», «Шуми, городок», «Три танкиста», «Майская ночь».

Во время Великой Отечественной войны Микола Садкович возглавлял фронтовую киногруппу, создал документальные фильмы «Живи, родная Беларусь», «Освобождение Советской Белоруссии», «Суд народов», выпустил ряд боевых киносборников. За создание фильма «Демократическая Германия» (1950) был удостоен Государственной премии СССР. Совместно с М.Лыньковым в 1953 году написал сценарий фильма «Миколка-паровоз». Является автором сценария художественной исторической ленты «Я, Франциск Скорина».

В 1946–1956 годах М.Садкович был министром кинематографии БССР, заместителем министра культуры республики. Он избирался депутатом Верховного Совета БССР трех созывов.

Заслуженный деятель искусств БССР Микола Садкович умер 16 августа 1968 года.

Писать очерки и рассказы начал еще в тридцатые годы. Литературный талант Садковича с наибольшей силой проявился в жанре исторического рассказа. Его книги – «Георгий Скорина» (1951, написана совместно с Е.Львовым), «Повесть о ясном Стахоре» (1956), «Человек в тумане» (1960), «Мадам Любовь» (1966) – приобрели широкую популярность у советских читателей.

Осенью в Белоруссии пахнет яблоками… А может, это только мне кажется, что в Белоруссии, как нигде, пахнет яблоками? Может быть, это только запах моего далекого детства? Другой и не услышит его, пока не войдет в старый сад или на склад «плодоовощ», а я… честное слово, кабы черт, ну, скажем, тот, на котором ездил Вакула, перенес меня во сне через леса и поля, с востока на запад и в базарный день опустил на площади незнакомого городка, я, не открывая глаз, знал бы, что нахожусь в Белоруссии. Ну, допустим, не угадал бы названия городка или даже района, но, почуяв, как все окуталось, все погрузилось в волны сочного, терпкого запаха: и воздух, и земля, и дощатые заборы, и солома на крестьянском возу, – я безошибочно смог бы сказать, где в этом городке центральная площадь с полинявшей трибуной и молодым, комсомольским сквером, где к ней подходит главная улица, мощенная тесаным камнем, и где, в стороне от нее, при въезде в город, за низкой оградой односкатные крыши ларьков, длинные столы под навесом, каменное строение весовой, автофургоны готового платья, книг и… все пахнет яблоками. Да, да, и книги, и готовое платье… Там базар, там яблочный архипелаг.

Скоро разгорится сражение в центре и на флангах. Загустеет, наполнится голосами воздух над рынком. Редко кто из жителей города откажет себе в удовольствии потолкаться среди людей и плодов, послушать рассказы приезжих и самому сообщить последние новости.

Но вот… Последние новости передало местное радио, и мои рассуждения повисли над опустевшим рынком, как устаревший, никого не остановивший агитплакат.

«Колонна пацифистов, совершающих пеший поход из Америки в Москву, прибудет в наш город не завтра, как сообщалось, а сегодня. Участники похода за мир ожидаются в ближайший час или два. Просьба ко всем гражданам…»

Значит, колонна подошла к городу на день раньше, чем было рассчитано. Этого, наверное, не ожидали местные руководители. Даже в голосе диктора чувствовались торопливость и некоторое беспокойство. Еще на рассвете спешили докрасить трибуну, а сводный оркестр разбудил жителей, разучивая незнакомые гимны.

К полудню базар опустел, тротуары главной улицы заполнились местными и приезжими. Два строгих милиционера в выцветших, но тщательно отглаженных мундирах и ослепительно белых, ни разу до того не надеванных перчатках важно и многозначительно прохаживались посреди мостовой.

Оно и понятно. Не каждый день приходится встречать иностранцев, идущих в поход за мир.

О походе много писали в газетах, его участников показывали в хроникальном киножурнале, и можно бы не повторять то, что многим известно, но… этим походом шел Франсуа Дьедонье, и я не могу не рассказать о нем. В начале встречи еще не все было ясно. Только потом, когда Франсуа «доверился мне как на исповеди…», я даже подумал начать свой рассказ такой фразой: