Ничто так не напоминает войну, как судебный процесс: там выстраивают позиции, производят разведку, дают бои местного значения и генеральные сражения; успех переменчив: если одержать его слишком быстро, противник переходит в оборону и призывает на помощь подкрепление. Оно бывает разного вида, и чаще всего это лжесвидетельство. Под спудом передергиваемых фактов, неполных или тенденциозных показаний, судьи, раздосадованные, если они не подкуплены, начинают тосковать. Чтобы покончить с этим, они принимают решение под влиянием настроения, указки «сверху», порой в соответствии с законом, реже — по справедливости. Обычно не удовлетворены обе стороны: одна — потому что ей дали недостаточно, другая — потому что у нее запросили слишком много; они обжалуют приговор в вышестоящей инстанции. Снова начинаются перепевы; стороны делают утверждения или отказываются от своих слов без всякой причины — разве что их решение продиктовано неприглядными мотивами. Под конец все недовольны и к тому же зачастую разорены или обесчещены.
Все это Мирабо хорошо знал; но не в его правилах было уклонение от борьбы. Уступив, он утратил бы честь; воюя, он ставил ее на карту, поскольку его противники ничем не побрезгуют. А судьям не дано осознать истинные достоинства тех, кого они не хотят слушать.
По обычаю, сражение началось с обмена гербовыми бумагами; после этого каждая сторона выработала свою тактику. Получив в свое распоряжение одного-единственного адвоката, Мирабо объявил, что сам будет себя защищать, — это право любого гражданина, обращающегося к правосудию, но им редко кто пользуется.
Адвокаты Мариньянов посовещались; Порталис знал характер Мирабо; соглашаясь, он подумал — с врожденной уверенностью судейских в своем превосходстве над любителями, — что обеспечит себе успех. Паскалис прямо обозначил выбранную тактику: «Нужно его раззадорить; он взовьется, как жеребец, и окажется у нас в руках». Профессионалам оставалось только доказать, что Мирабо не владеет собой; тогда он проиграет процесс де-факто. В логике рассуждавших присутствовал не только провинциализм, но и большой юридический опыт. Они не ошиблись, но все-таки просчитались — их тактика обернулась против них самих.
20 марта 1783 года до всех этих перипетий было еще далеко.
Речь шла о предварительном процессе в сенешальском суде. Судейские владеют искусством делить дела на малые порции, за которые принимаются постепенно; это занимает время и умножает хлопоты. После определенного количества мелких выпадов, если не удается договориться, переходят к слушаниям по существу дела.
Исходное положение дел было следующим: Мирабо призвал жену вернуться к нему через три дня. Эмили отказалась повиноваться.
Надо было рассмотреть инцидент, то есть определить, где станет жить госпожа де Мирабо, пока суд не решит либо дать согласие на развод, либо отказать в нем, — это составляло существо дела. Мирабо утверждал, что его жена должна либо жить с ним, либо удалиться в монастырь на время судебного разбирательства; Эмили заявляла, что должна по-прежнему жить с отцом.
Дело казалось пустячным; ловкость Мирабо состояла в том, чтобы вести дело по существу, используя любой предлог, даже столь незначительный, как этот. Он составил меморандум из писем, полученных от жены в 1774–1775 годах, с эпиграфом, позаимствованным из одного из них: «Без тебя мир пустыня для твоей Эмили».
С ораторским искусством, приведшим в замешательство слушателей, Мирабо доказал с помощью избранных цитат, что они с Эмили были образцовой парой, и мягко заметил, что правосудие не может разлучить супругов, состоявших в столь нежном союзе.
Решив, что суд он убедил, Мирабо намекнул на свои проступки: «Заявляю во весь голос: я испытал все несчастья, какие только пылкость юности и страсти могут навлечь на молодого человека. Но именно потому, что я перенес эти жестокие испытания, моя жена и моя семья должны быть ко мне еще более снисходительны».
Это было сказано столь красноречиво и с такой скромностью, что внимание судей возросло. «Я не питаю надежды на то, чтобы возродить сердечный огонь постановлением суда, ожидать, что в исполнение решения суда жена вновь станет нежной супругой, верной подругой, доброй матерью».
Тогда зачем Мирабо настаивает на вмешательстве суда? Все очень просто: муж требовал, чтобы любящую супругу, которая была столь безраздельно ему предана, вырвали из-под влияния, систематически отдалявшего ее от него. Эмили находилась под властью г-на де Мариньяна; тот не давал своей дочери принимать ее супруга, «а нельзя считать себя свободным в доме, где властвуют навязчивые советчики, тогда как муж даже голос не может подать».
Читать дальше