Мариньян, присутствовавший на слушаниях, побледнел, и все решили, что у него почва уходит из-под ног. Не делая акцента на своих претензиях к тестю, Мирабо закончил красноречивым воззванием к супруге: «О ты, которая все еще меня любит и не покинула моего сердца, ты, кого я вернул бы себе одним взглядом! О, обвиняй лишь наших общих врагов в той незавидной роли, которую ты заставляешь меня здесь играть: та роль, что они навязали тебе, вырывает у меня стон, никогда ты не была мне столь дорога. Не бойся моей победы, она нужна для твоего же счастия, иначе она не нужна и мне». Затем он напомнил о смерти их ребенка, и вся публика в зале разрыдалась.
На следующий день Порталис взял ответное слово; Мирабо возражал умеренно. Всем дело казалось решенным. Двумя голосами против одного судьи приняли решение: на время разбирательства госпожа де Мирабо удалится в монастырь, если не захочет вернуться к мужу.
Если бы это решение было приведено в исполнение, процесса бы не было, ибо после воссоединения супругов развод бы не состоялся. Габриэль де Мирабо вернул бы всё себе.
Не падая духом, Мариньян подал апелляцию в парламент — исполнение приговора было приостановлено.
Мирабо вновь обратился к судьям первой инстанции, требуя «временного исполнения»; его просьбу удовлетворили; он восторжествовал второй раз.
И эта победа была эфемерной: Мариньян снова обратился в Парламент, где он сам вершил закон. Советники, привыкшие пировать у истца, распорядились отсрочить временное исполнение.
В то же время Эмили подала заявление о разводе. Инициатива перешла в руки ее адвокатов. Таковы причуды судебной процедуры…
III
Маневр адвокатов, находившихся в услужении у Мариньянов, был чистой бравадой; они знали, что у Мирабо есть оружие, которое не даст им добиться развода в пользу их клиентки, не говоря уж о его преимуществе, полученном от блестящего тактического успеха в самом начале.
Более того, иск графини де Мирабо, состоявший в том, чтобы подойти к существу дела с другой стороны, не освобождал от необходимости обжаловать в парламенте решение суда первой инстанции. Приговор существовал, несмотря на отсрочку его временного исполнения. Получив отказ, графиня де Мирабо будет вскоре вынуждена выбирать между монастырем и семейным очагом.
Так что военные действия возобновлялись с целью апелляции. Мирабо разгадал планы своих противников и сообразил, какому риску он подвергается. Для подтверждения первого успеха и предупреждения готовящейся атаки он предложил отдать дело на рассмотрение суда чести, состоящего наполовину из магистратов и наполовину из дворян. Мариньяны злобно отвергли это предложение; решившись сразить Мирабо скандалом, они ковали оружие. С этой целью Порталис со товарищи сочинили консультативное заключение.
Оно состояло из двух частей: первая, на шестидесяти страницах, была обвинительной речью против Оноре Габриэля. История его жизни излагалась там в самом невыгодном свете; его называли «дурным отцом, дурным сыном, дурным гражданином и неблагонадежным». Некрасивый прием, однако он не выходил за рамки допустимого в делах такого рода.
Зато вторая часть, из сорока страниц, была просто ужасна. В свое оправдание адвокаты Мариньянов привели такой аргумент: чтобы выиграть процесс в суде первой инстанции, г-н де Мирабо огласил письма своей супруги. Нарушив тайну переписки, он дал нам право действовать так же. В силу чего мы здесь делаем достоянием общественности письма, некогда адресованные маркизом де Мирабо маркизу де Мариньяну. Отец осудил в них своего сына; если уж он увидел его таким, несмотря на любовь, какую родители обычно питают к своим детям, что же было на самом деле?
Прием был подлым. Мирабо цитировал письма жены, чтобы создать о ней благоприятное впечатление, чтобы показать, что она была доброй супругой и отдалилась от мужа лишь под давлением, тогда как письма Друга людей, написанные в гневе в период похищения Софи де Монье, были сплошной клеветой, и адресат это знал. Маркиз де Мирабо называл своего сына вором, кровосмесителем, отцеубийцей. Чтобы побудить Мариньянов раскошелиться на полицейские розыски, Друг людей предупреждал, что их зятек задумал их убить и с этой целью сколотил шайку разбойников. И все в таком духе. Мирабо так и не отмылся от ужасов, которые отец про него насочинял. Эти обвинения будут преследовать его до самой смерти — ему будут бросать их в лицо, когда он станет заседать в Собрании; они по сей день оскверняют его память. Когда клевета исходит от тех, кто должен оберегать, она принимает в глазах общественности такую силу, что на ее жертв смотрят как на преступников.
Читать дальше