— Надо как-то дубака (надзирателя) попросить махорку с первой камеры забрать, — говорил второй возле открытой кормушки, ставя миски на стол. — Эй, парень, вставай завтракать.
Это он звал меня.
— А разве здесь бывают завтраки? — удивился я.
— А как же! И завтрак, и обед, и ужин. Всё, как на свободе. Подожди, сейчас и сахар принесут.
— А я думал, что только вода с хлебом.
— Нет, нет, что ты! — и они рассмеялись.
Их веселое настроение меня удивляло. Я в это время кроме полного отчаяния, бессилия и безысходности своего положения ничего не испытывал.
— А сколько вам ещё в тюрьме сидеть осталось? — спросил я.
— Пять дней уже отсидели, триста шестьдесят осталось. Мы сидим за нарушение паспортного режима, — смеясь говорили они. — Главное нам зимку здесь перезимовать, а весной на «химию» выйдем. Сегодня вечерком, может в баньку сводят и по камерам раскидают.
— А разве в этой камере мы не останемся? — спросил я.
Мне эти два весёлых мужика понравились и не хотелось с ними расставаться.
— Нет, конечно! Здесь на первом этаже все камеры карантинные, а там постель выдадут и потом веселей будет, — объяснил один из них.
В этой тюрьме они были не в первый раз, и им даже здесь нравилось. К вечеру всё произошло так, как они сказали. Нас повели в баню. Парикмахер, из заключенных, по приказу надзирателя тюрьмы укоротил мне волосы. Нам выдали из прожарки ещё горячие с грязными пятнами со сбитой в комья ватой матрасы. Я шел за надзирателем, приготавливая себя к самым непредсказуемым обстоятельствам, которые должны были случиться уже через считанные минуты, даже секунды.
Надзиратель посмотрел на листок в руке и стал открывать камеру №14.
— Проходи! — скомандовал он, и сразу за мной захлопнул дверь.
Я стоял в проходе маленькой камеры, заставленной двухэтажными шконками, на которых сидели молодые ребята, разглядывавшие меня. Рядом с дверью за маленьким столом четверо играли в домино.
— Какая статья? — спросили сразу несколько человек.
— Восемьдесят третья, — ответил я, разглядывая камеру, пытаясь понять, кто здесь главный и если что, то успеть вцепиться в него.
— Восемьдесят третья? Государственная кража?
— Нет…
— А что это за статья? — отложив домино, спросили игравшие.
— Переход Государственной границы, — ответил я.
— У-у… — загудела камера и из нижних шконок, как из пещеры, вывалилась ещё куча любопытных.
— Стели матрас здесь, наверху возле меня, — указал мне крепкого сложения парень с короткими и не по годам седыми волосами. — Это очень интересно, после ужина расскажешь.
В это время в двери открылась кормушка и подали большой чайник с кипятком, который именовался «Фан-Фаныч», а за ним — алюминиевые миски с жидкой овсяной кашей. Народ повытаскивал из шкафа с названием «Телевизор» какие у них имелись продукты и мне предложили не стесняться и ужинать с ними вместе.
— Ну, рассказывай, — с нетерпением просили сокамерники, сдав в кормушку пустые миски после ужина.
— О, так ты не один! И вы были в Финляндии! — воскликнули они.
— Зачем вы в этой бане задержались? Идти нужно было, — сыпались советы.
Тут же нашлось несколько желающих бежать со мной за границу, другие с интересом спрашивали:
— А что вы там будете делать, по помойкам лазить?
— А вы там эти помойки сначала найдите, это здесь в Советском Союзе жизнь — сплошная помойка, — парировал я, будучи в глазах слушателей знатоком заграницы. Горячие дебаты прервал стук надзирателя в дверь.
— Всем отбой! Тихо там!
Я проснулся. В коридоре хлопали кормушки, гремели чайники. В камере было тихо. Все ещё спали, закутавшись в синие старые байковые одеяла. Окно было открыто. Крепкая решетка намертво была замурована в метровой ширины стены тюрьмы. За решеткой снаружи здания к окну были привешены металлические жалюзи, через них едва проникал дневной свет.
Тюремная камера. Телевизоры разрешили в 90-х годах. Фото И. Ковалева.
Сама камера больше походила на курятник, где вместо сидала под ярко-желтыми стенами стояли с одной стороны две двухъярусные кровати и положенные между ними деревянные щиты, а с другой — ещё впритык две. Между ними был узкий проход, чтобы можно было спрыгнуть вниз. Остальное крошечное пространство до дверей делили между собой туалет, огороженный невысокой перегородкой с умывальником и маленький столик, над которым висел бордовый шкаф с продуктами. Над дверью в нише за решеткой горела яркая лампочка и там же стоял громкоговоритель. Камера была не более девяти квадратных метров и в ней я насчитал шестнадцать человек. Пока я рассматривал камеру открылась кормушка и в ней показалась голова надзирателя.
Читать дальше