Василий Савин - Минёры не ошибаются

— На-ка, погрейся! — передаю инструмент. С сожа­лением вроде с ним расставаясь.

Нет, не увлек, признаюсь себе сразу, не возбудил интереса в аудитории. Вроде как дамские часики ремон­тирует. Из-под шапки на шею капля сползает — не от перегрева, понятно. Однако молчу. На психологию уповаю: уставать начнет — осмелеет. Надоест вхолостую кувалду качать.

Тоже нет, терпеливый, гляжу, попался. Четверть часа, отмечаю, коту под хвост. Десять минут скрепя сердце еще отпускаю. И эти туда же. Ясно: пора ака­демию закрывать.

— Передохни,— говорю, как ни в чем не бывало.— Через силу работать инструкция запрещает. Теорией пока займись. Десять классов окончил? Ну вот задачка. Радиус четверть метра, длина окружности какова?

— А для чего? — себе в ноги смотрит. Точь-в-точь школьник, который забыл число «пи».

— Для того, — обстоятельно объясняю,— чтоб на три затем ее поделить. Три сантиметра, что мы на пару с тобой одолели штурмом. И после помножить на полчаса. С тремя вопросиками задачка, как нас когда-то учили, не знаю уж, как теперь.

Сам на место опять становлюсь, показ повторяю. А рука от неполного отдыха еще хуже — будто под бо­ком ее отлежал. Нельзя в самом деле работать такой рукой, да еще зрителя держа рядом. Крепким словом в душе себя ободряю: умница, долго, наверно, думал, прежде чем выбрал помощничка — печенье совковой лопатой грузить. Заодно и веселых ребят заводских: черти железные, роботам, что ли, привыкли подарки делать. Хоть сознаю, что в последнем не прав, легким-то молотком еще больше бы намахался.

— Ну? — оборачиваюсь. — Решил? Сколько еще нам с тобой здесь болтаться?

Снова на деле испытываю его. Нет, щекочет, но не бьет. Только потеет больше. И тем скорей по сна­ряду, гляди, угодит.

— Ладно, — уже не затягиваю, — бросай! Один пес, побеседуем лучше.

Усадил его в уголок от ветра, сам напротив на кор­точках примостился. Терпеливо досаду в себе пере­ждал.

— Вот как дела обстоят, Николай, — начал уже без шуток. — Надо, чтобы ты в положение мое вник. Как вот я в твое, видишь, стараюсь. Хоть мне и легче, по­нятно, сам в свое время в таком побывал. Все же и ты попытайся, воображение, знаю, богатое у тебя. С тем и секрет свой открою. Что даже и командиру части не сказал. А как скажешь? Сами же, с замполитом, не то чтоб приказывать или там предлагать, а чуть ли не отговаривать меня взялись. О возрасте напоминают и что должность, мол, не обязывает... О жене даже — как объясню. Слышал, вот военком-то упомянул о заявке? Так умолчали. Чтобы мне выбор, значит, оставить...

В глаза заглядываю ему. Вроде бы интерес появил­ся. Впрочем, и сам с любопытством уж за своей мыслью слежу.

— Вот и им тоже, — вслух размышляю, — на моем месте бывать еще не приходилось, оба моложе на це­лый десяток лет. И все же догадывались, как теперь по­нимаю. О чем вот тебе-то решился сказать. Да тут и не скроешь... Не та уже стала рука у меня. Силу-то сохраняет, но устает скорее. И дольше отходит, в чем главная и беда...

Сам себя, признаюсь, понимаю не очень. Выдумы­ваю или всерьез? И он косится на мою руку, будто она уже плетью висит.

— Но ведь и их положение надо понять, — переби­ваю себя поскорее. — Командира-то с замполитом. Есть, конечно, другие минеры в части, не клином на мне свет сошелся. И военкому можно бы объяснить... А как мне? Ну там, понятно, мог не узнать, не на квартиру при­шла заявка. И вообще не об этом речь, какие могут быть объясненья... Но у самих-то осталось бы на душе? Служба службой, а понимаешь...

Понимает, наверно, сам же не без души. А то и не стоило тратить время.

— Так что не думаю,— заключаю,— чтобы ошибку я допустил. Вот и судя по делу... Способ, положим, ясен, другого тут нет. Но радиус... Чуть ошибись, пред­ставляешь?

Представляет, и даже слишком. На часы кошусь глазом — пять минут уяснение моего положения заня­ло. Чувствую: скоро внизу беспокойство начнется.

— Вот и руку-то, — к основной части перехожу, — думал со временем опытом заменить. Помощников, видишь, каких себе выбрал... Усмехаешься? А напрас­но. Зря усмехаешься, — повторил, хоть и знал, что какие уж там усмешки. — Видел, конечно, не очень ты жмешь­ся к разрывам. Но и другое знал. Это, брат, вам толь­ко кажется: кто меньше переживает, тот и храбрей. А на деле... Как и талант — в неумелом не виден. Не то что до храбрости настоящей, а даже и до того, чтоб задаток ее распознать, дорасти еще всем вам надо. Воображение это, вот что! Кто ярче бомбежку или обстрел всамделишный себе представляет, тот и волну­ется больше. А вообще за достоинство надо его счи­тать. В нашем деле и вовсе. Чем я вот эту окружность взял? Лучшие справочники вряд ли бы помогли: и срок, и материал необычный...