Давид Арманд - Путь теософа в стране Советов - воспоминания

Между тем, материальные дела были у Гельфготов отчаянные. Денег не хватало ни на молоко, ни даже на починку обуви, которая у них износилась. Приходилось ходить в худых, это в суровые-то вологодские зимы! Так и ходили в драных ботинках. Я писал уже, что они пытались зарабатывать на постановках кукольного театра. Спектакли ставили в школах. Саша легко писал стихи, преимущественно, сатирические. Одно время большой популярностью пользовалась его поэма, написанная на Соловках, где он в комичном свете изображал все злоключения заключённых. Я не знал, чему больше удивляться: его таланту или его удивительному неувядающему оптимизму. В Вологде он попытался применить свой талант к кукольным пьесам для детей младшего возраста. У нас сохранились две его инсценировки, написанные частью прозой, частью стихами: «Гулливер у лилипутов» и «Звери дедушки Крылова». Последнюю вещь он смонтировал из басен «Любопытный», «Мартышка и очки», «Зеркало и обезьяна», «Квартет», «Осёл и соловей», «Кукушка и петух», «Две собаки», «Демьянова уха», «Кот и повар», «Мышь и крыса» и «Волк и кот». Тексты И. А. Крылова соединялись весёлыми интермедиями его сочинения. На большую дозу творчества он не решался, справедливо полагая, что постановки запретят, если он будет выступать как автор.

Лена, помимо хозяйства, шитья кукол и работы в качестве режиссёра и актёра, ухитрялась также заниматься литературным трудом: переводила норвежские народные легенды про троллей и нисов (гномов) на русский язык. Легенды были очень поэтичны, Лена отлично владела литературным стилем, но напечатать так ничего ей и не удалось.

Таланты Саши были очень разнообразны. Однажды он подшутил над Галей, сказав, что к нему сейчас придёт знакомая певица. Только она очень застенчива и при чужих не поёт, Галя может её слушать только из соседней комнаты. Галя ушла к хозяевам и скоро за стеной раздалось пение этой певицы — хорошо поставленного колоратурного сопрано. После нескольких романсов Галю позвали в комнату, чтобы поблагодарить певицу, но она застала там одного Сашу, который заливался смехом при виде удивлённого лица Гали. Это пел он сам. Он обладал большим диапазоном голоса и мог свободно изображать женское пение, в том числе в самой высокой тесситуре.

Я прожил у Гельфготов с недельку. Меня охватила атмосфера семейного уюта, который создаётся только там, где живёт не менее трёх поколений. Там и мебель была жалкая и хозяйство несколько безалаберное, но громадное обоюдное уважение, любовь и много прекрасных книг, которые они сохранили при всех скитаниях по ссылкам. Впоследствии Гельфготы всё потеряли — на книги позарились власть имущие.

Вологду я плохо разглядел, хотелось побыть побольше с дорогими людьми. Очень мне было с ними хорошо, и они уж так были рады нашему приезду.

Город произвёл на меня впечатление разбросанными одно- и двухэтажными домами среди полуразрушенных церквей, и особенно остался в памяти полуразрушенный Софийский собор.

Но окончилось наше пребывание у родных сердечных людей, и это было последнее свидание со всей семьёй вместе.

В Москве, по приезде, я в последний раз выехал на Бархашину горку, где, конечно, встретил Колю Эльбе, который к тому времени поменял свою фамилию на Солнцева, из идеологических соображений. Тут, конечно, произошёл неизменный разговор:

— Ну как, старик, ты всё ещё в холостяках ходишь? — пошутил я по привычке.

— Куда там! У меня, брат, уже двойня родилась!

— Так тебе и надо! Не задавайся!

— А ты-то всё на заводе вкалываешь?

— Ох, и не говори!

— Брось, грязное дело. Иди в географы. Ты же давно мечтал. Гляди, я круглый год в природе: воздух, наука, красота! А у тебя — болты да гайки!

— Да ведь это снова пять лет учиться, а у меня семья.

— Учись, мой сын, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни.

Он помахал мне на прощанье рукой и покатил с горки. А я задумался: «А что, в самом деле? Что я вижу на заводе: каустик, царская водка, цианистый калий, уголовный розыск, ругаюсь со снабженцами, нормировщиками, с приёмщиками и рано или поздно угожу в тюрьму. Ведь пять лет — не вся жизнь. А потом-то какая благодать!.. Экспедиции, Тиетта, водомерный пост на Ардоне…»

Я всерьёз размечтался и решил, что это дело надо обдумать. Всё чаще и чаще возвращался я к этой мысли и незаметно для себя стал думать о перемене профессии как о чём-то необходимом и неизбежном. В голову приходили уже практические шаги, как организовать жизнь. Я видел только один способ осуществления этого: поступить на заочный и, пока не кончу, совмещать учёбу с заводом.