Почти все одобрили будущую афишу, хотя без поправок не обошлось.
— Вот там, где сказано: «Гражданки, решительный час!» — хорошо бы добавить: «Гражданки Парижа, потомки женщин Великой революции!»
— И вот тут, где «матери убедятся», — надо сказать, как они не хотят терять тех, кого любят, даже ради общего дела…
— И еще — надо собрание назначить: кто с нами заодно, завтра же пускай приходят сюда!
Голоса несогласных тонули в одобрительном гомоне.
— В конце концов, кому не нравится, те не подпишут!
— А фамилию? Где тут ставить?
— Может, просто подпишем: «Группа гражданок»?
На том сговорились. И еще решили сложиться по пять — десять сантимов, кто сколько может, на печатанье в типографии. Для работницы, получающей два франка в день, в особенности бездетной, это было вполне посильно. Отпечатать поручили Аделаиде с Елизаветой, тем более что она еще по дороге в клуб заскочила в редакцию «Сосиаль» и попросила в этом помочь.
Около полуночи обе посланницы от «группы гражданок» отправились в типографию на улице Круассан, где Анна Жаклар обещала их ждать. Расставаясь, условились с женщинами из разных кварталов рано утром встретиться на этом же месте, на улице Тампль, чтобы раздать отпечатанные афиши для расклейки по всему городу.
Анна действительно ждала их, и притом не одна. Вместе с нею их встретил могучего телосложения парень, вспыхнувший, точно деревенская девушка, когда Анна представляла его. Стеснительность не вязалась с богатырскою внешностью, зато имя соответствовало ей вполне.
— Геркулес, наборщик, — сказала Анна и протянула руку. — Так где же ваш текст?
— Я лучше продиктую, — сказала Лиза. — А то тут неразборчиво…
Геркулес встал за наборную кассу. Цвет лица у него не менялся, но руки, несмотря на размеры, летали над кассою быстро и ловко, и вот уже, легко подняв пудовую форму, он понес ее к машине, и та стала выбрасывать оттиск за оттиском, листок за листком. Трое женщин подхватывали и складывали эти остро пахнущие листки. По мере того как продвигалась работа, Геркулес почему-то мрачнел.
— Чем вы опечалены? — спросила его Лиза, когда кончили печатать.
— Вот уже женщин призывают к оружию, — недовольно пробурчал он, указывая на листки. — А я все тут… — И вдруг погрозил кулачищем. — Ну и покрошу же я их, когда наконец туда попаду!
Днем восьмого апреля парижане толпились у афиш, подписанных группой гражданок.
«…К оружию!.. Гражданки Парижа, потомки женщин Великой революции, настал решительный час… К воротам Парижа, на баррикады, в предместья… Победить или умереть!..»
А спустя три дня, когда воззвание появилось в газетах, к нему было добавлено приглашение на собрание в «Большое кафе наций», все на ту же улицу Тампль, возле клуба.
В эти дни город заговорил о Домбровском. Его назначили комендантом Парижского укрепленного района взамен Бержере. Бывшая, как обычно, в курсе всех новостей Андре Лео рассказывала, что этот польский эмигрант, командир повстанцев 63-го года, на днях явился в ратушу и предложил свои услуги. Новое назначение, понятно, обрадовало далеко не всех, многие высказывали недовольство смещением прежнего коменданта (в первую очередь он сам и верные ему батальоны). Однако Коммуна не могла простить злополучного похода, да и других неудач. Бои уже шли в Нейи, на расстоянии ружейного выстрела от крепостного вала Парижа.
И Андре Лео, и Анна связывали с новым генералом Коммуны большие надежды. Ведь первое, что он предпринял, было — контрнаступление! Увы, о том, как оно развивалось, приходили разноречивые вести, хотя Париж теперь слышал грохот не только версальских, но и своих семифунтовых пушек.
Даже Андре Лео терялась в догадках.
— Ничего невозможно понять, что там делается!
Она твердо решила побывать на месте событий, и Анна вызвалась ее сопровождать — где-то рядом с Домбровским сражался со своим легионом Жаклар, — Анна не могла подавить тревогу за мужа.
— Я отправлюсь с вами, — сказала Лиза.
Сообщить в Лондон достоверные сведения о военных событиях она считала своим долгом.
Омнибус остановился близ улицы Мариньи. Дальше надо было идти пешком — разумеется, при условии, если удастся преодолеть кордон национальных гвардейцев.
Ширь Елисейских полей была гнетуще пустынна. Заперты лавки, закрыты ставни; зато все ворота, согласно приказу, распахнуты настежь, чтобы никто не мог за ними укрыться.
Лишь у дверей аптеки волновались люди. Говорили, будто туда отнесли раненную осколком женщину. В самом деле, нет-нет да и слышался посвист снаряда. Дымки разрывов вспухали над Триумфальной аркой. У домов на тротуарах группами расположились гвардейцы, составив ружья в козлы. Кто лежал, кто прогуливался, кто играл в пробки.
Читать дальше