Лев Разумовский - Моя коллекция

Я вам говорил о постфактуме? Так вот вам пример. А спросить, хочу ли я вообще ехать к тете Норе в Ригу — это не считается нужным…

Должен вам сказать, что я ежегодно провожу фестиваль фильмов. Что это значит? Это значит, что когда тетя Нора каждую осень приезжает к нам погостить, то я целые дни сижу в кино и смотрю все фильмы подряд. Вообще, тетя Нора — это особая тема, и я как-нибудь поговорю о ней отдельно…

Короче говоря, я встал в очередь на «Москвича» и простоял два года. А потом начался пятьдесят второй год, мне пришлось уйти с работы, и было не до «Москвича».

Когда я через пару лет восстановился, то у меня резко повысилось кровяное давление, и врачи запретили мне водить машину, а посоветовали чаще бывать на воздухе и совершать легкие прогулки на велосипеде или, еще лучше, на мопеде, чтобы не утомляться.

Я купил мопед, несколько раз на нем ездил, но меня раздражал стук, и я подарил мопед сыну, а себе купил велосипед, но прокатился на нем один единственный раз, после чего у меня случился инфаркт. Велосипед пришлось продать, а вместо него мы купили холодильник…

Так что, если вы имеете возможность ехать в Чехословакию — поезжайте.

Мой отец любил говорить: «Aufgeschoben ist aufgehoben», что в переводе значит: «что отложено — то пропало!»

Так что плюньте на все и поезжайте!

Ведь жизненные радости навещают нас так нечасто…

Шёл тридцать седьмой или тридцать восьмой год. Точно не помню. Было воскресенье, потому что папа был дома, валялся в спальне на кровати, с газетой в руках, и ждал, когда мама позовёт обедать. Мирры не было, Лиля, как всегда в это время, сидела за уроками в своей комнате, а я мастерил на подоконнике в столовой деревянный линкор по чертежу из «Ленинских искр». Линкор был около пятнадцати сантиметров в длину, оснащенный капитанской рубкой, несколькими пушками по бортам, а также двумя грозными башнями, с орудиями главного калибра. Все детали вырезались мной при помощи старых бритвенных лезвий, использованных папой. Они уже не годились для бритья, но очень хорошо резали чистые сосновые дощечки, которые я нашёл у нас в чёрном ходу. Все мелкие детали я аккуратно вырезал в масштабе и ставил на палубу линкора на клей, поминутно бегая к папе в комнату за какими-то дополнительными деревяшками.

— Обед на столе! Садитесь! — возвестила мама.

Я побежал мыть руки, Лиля вышла из своей комнаты, отдохнувший папа был в хорошем настроении, шутил, мы все все уселись за стол, и мама начала разливать мясной борщ по тарелкам. В тарелку папе она сразу положила его любимую горячую мозговую кость, из которой он обычно, после того, как съедал суп, выбивал в ложку мозг, клал его на хлеб, присаливал и с удовольствием отправлял в рот.

— Ты хочешь? — предложил папа.

Я тоже любил это лакомство и протянул ложку.

Резкий лопающийся звук из спальни заставил нас замереть от неожиданности, а потом мы ринулись в спальню.

Все вещи были на своих местах. Туалетный столик, сдвоенные, аккуратно застеленные кровати, белая кафельная печь, картина деда «Девушка в лесу». На полу ни соринки. Высокий потолок с висящей люстрой лампой чист.

— Что же это было? — папа растерянно повернулся к окну и странно вскрикнул:

— Вот оно!

На уровне папиной головы в обоих стёклах были две круглые дырки — наружняя меньшая, внутреняя — большая, и от дырок тянулись паутинки расходящихся трещин…

— Камень такого сделать не мог, — вслух сказал папа, — неужели пуля?

Он отвернулся от окна, взглянул и сразу крикнул:

— Вон! В картине дыра!

У «Девушки в лесу» на синей юбке чернело отверстие. Папа снял картину, вооружился ножом, стал что-то выскребать в повреждённой стенке, и уже через минуту держал на ладони светлую искривленную пулю.

— Господи! Спаси нас и помилуй! — сказала мама. — Ты же только что здесь проходил. Что бы это могло быть? И откуда стреляли?

Папа позвонил в милицию. Милиционер, высокий и в штатском, пришёл через полтора часа, осмотрел окно, подержал в руках пулю и сказал:

— Выстрел произведён из боевой винтовки. Судя по траектории и форме отверстий, стреляли с лестничной клетки 5-ой Красноармейской. Будем искать.

С тех пор прошло больше шестидесяти лет, включивших многое, в том числе, войну и блокаду. Судьбе было угодно распорядиться, чтобы на моём жизненном пути в меня много раз стреляли, а также пытались уничтожить минами и бомбами. Несть им числа. Я их не считал и не помню.

А этот выстрел — первый в жизни — запомнил навсегда.