Яков Сегель - Коля из села Снегири

Но голодные ленинградцы оказались сильнее сытых фашистов.

Теперь этот небритый пришёл со своей мисочкой к нашей кухне.

Повар Фарид Шамшиев вовсю работал своим черпаком, а Коля ещё давал каждому вдобавок по ломтю чёрного хлеба.

Но вот котёл опустел, очередь разошлась и площадь опустела. Только на каменной ступеньке возле фонтана сидел какой-то бледный мальчик, скрёб в своей банке ложкой, но уже ничего не мог выскрести - всё съел.

Глядя на него, Коля вспомнил свою сестрёнку Катю...

"Чего бы ему ещё дать?.." - подумал Коля. Хлеб у него уже весь кончился.

На счастье, у Фарида нашлось ещё полкуска сахара. Коля присел перед мальчиком и протянул ему сахар.

Мальчик смотрел на Колю, но сахар не брал, боялся, наверное. Тогда Коля сам вложил белый кусок в его маленькую ладонь.

- Данке... - очень тихо поблагодарил мальчик, но не стал сразу есть сахар, а положил его поглубже в карман.

"Домой понесёт, - догадался Коля. - Сестрёнке или братишке, а может, кому из родных. Может, хворает у него кто".

И вдруг Николай Яковлевич придумал, чем ещё можно порадовать мальчика.

- Секундочку! - сказал он. - Айн момент!

Он достал из машины свой острый топор, с которым никогда не расставался, и сухое берёзовое полено.

При виде топора мальчик сначала испугался, но потом успокоился русский солдат стругал им кусок дерева.

- Айн момент... айн момент... - приговаривал Николай Яковлевич, и на глазах мальчика из-под Колиного топора постепенно рождался небольшой стройный кораблик.

Николай Яковлевич заострил кораблику нос, закруглил корму и вставил в неё плоскую щепочку. Он не знал, как назвать эту щепочку по-немецки, и сказал её русское название:

- Руль! Чтобы ровно плавал.

Но австрийский мальчик, оказывается, сам уже догадался, что это руль, только назвал его по-немецки:

- Штоер!

- Верно! - обрадовался Николай Яковлевич. - Штоер! - хотя слышал это слово первый раз в жизни. - А по-русски - руль. Понял?

Он вставил в кораблик высокую мачту, соорудил из кусочка бумаги парус, секунду полюбовался своим изделием и протянул его мальчику.

- Плыви! - Николай Яковлевич лёг животом на каменный парапет фонтана и опустил свой кораблик на воду.

Судёнышко неуверенно повернулось чуть вправо, потом чуть влево. Лёгкий весенний ветер слегка дунул в его бумажный парус, и маленький кораблик поплыл, как настоящий.

А мальчик смотрел ему вслед, и, наверное, ему казалось, что сам он сейчас стоит на палубе корабля, ветер надувает большой белый парус над его головой и несёт его куда-то в счастливое дальнее плаванье.

Глава шестнадцатая

Орден

Это был замечательный день. Во-первых, Первое мая, во-вторых, весна, какой никто не помнил - ранняя, буйная, неистовая.

Той весной раньше срока полопались почки и зазеленели деревья, раньше срока распустились цветы и пахли так, что у всех кружилась голова.

Война вот-вот должна была кончиться, это уже было ясно всем.

А теперь послушай, что в этот день произошло с Николаем Яковлевичем.

Рано утром старшина Набатов вызвал к себе младшего сержанта Исаева.

- Какой сегодня день, помнишь? - спросил строгий старшина.

- Так точно! - ответил Николай Яковлевич. - Первое мая. Праздник. Первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года.

- Верно! - согласился старшина. - А какой у вас подворотничок?

- Свежий! - доложил Коля. - Пришил вчера утром.

Старшина Набатов обошёл Николая Яковлевича со всех сторон, внимательно оглядел его с головы до ног и приказал:

- Подворотничок заменить, чтоб был ещё свежее!

Коля удивился, но спорить не стал, потому что приказ командира закон для подчинённого. А старшина продолжал:

- Сапоги чтоб блестели, как нос у Бобика. Пряжка чтоб сверкала ярче солнца, а ты сам, гвардеец, чтоб сиял, как медный таз! Даю на все дела ровно пятнадцать минут. Ясно?

Через пятнадцать минут старшина лично проверил белизну Колиного подворотничка и своим носовым платком лично дотронулся до Колиных сияющих сапог.

- Порядок в десантных войсках! - сказал он.

И ровно к девяти часам двадцати минутам младший сержант Исаев прибыл в штаб своей части.

Только он успел стать в строй под старыми деревьями, как грянул духовой оркестр, и к гвардейскому знамени вышел Герой Советского Союза гвардии генерал-майор Николай Яковлевич Зубарев.

- Товарищи гвардейцы! - сказал генерал. - Дорогие мои солдаты. Я называю солдатами и рядовых, и сержантов, и офицеров, потому что нет сегодня звания выше, чем СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ!