Михаил Азаров - Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир

И он рассказал мне странный сон, виденный им три ночи сряду в Афинах, где он находился тогда со своей матерью и сестрой Ольгой [4] Королева эллинов Ольга Константиновна. Род. 22 августа 1851 г. Состояла в супружестве с королем эллинов Георгом I, убитым 19 марта 1913 г. в Салониках. .

— Мне грезилось, что я был осужден на смерть за какой-то позорный поступок и приведен для казни в Николаевскую залу, всю обтянутую черным крепом. Моя семья в трауре; император бледен, как привидение. Меня повели к роковой площадке вдоль рядов солдат моего полка; я взошел на нее и увидел стволы направленных на меня ружей. Зрители рыдали; императрица, и моя мать на коленях умоляли пощадить меня. Но он сказал «не могу», взошел на площадку, три раза поцеловал меня и, обратившись к толпе, громогласно произнес: «как дядя, я его прощаю и люблю; как государь, я вынужден присудить его к расстрелу». После этого он удалился; мне завязали глаза, связали назад руки; раздалась команда — пли! И я, вздрогнув, проснулся весь в холодном поту…

Я начинала понимать характер великого князя; он был нервен, высокомерен и раздражителен до бешенства и в тоже время добрый, заботливый, любящий и покровительствующий всему, что близко касалось его — от меня до своей последней собаки. Он был скуп на малые расходы и безрасчетно щедр на большие.

Делая сцены из-за 5 рублей, он в то же время осыпал меня тысячами. Это было следствием его воспитания; получая до 20-летнего возраста всего 10 рублей в месяц, он вдруг вступил в обладание всем своим состоянием (200.000 рублей дохода), которое ему казалось неисчерпаемым.

Члены императорской фамилии не носят с собой денег; делая покупки, они оставляют в магазине записку, по которой расплачивается дворцовая контора, и поэтому они не знают счета деньгам; торгуясь из-за копейки и бросают тысячи. Великий князь был в молодости несчастен. Его воспитатели, по большей части, немцы, утомляли, мучили и даже били его, вследствие чего он ненавидел немцев; физический и моральный надзор за ним был хуже, чем за любым мелким дворянином из его подданных. Ему, например, дозволяли питаться, как угодно; любимой пищей его стал чай с хлебом; только после многих ссор и раздоров мне удалось заставить его изменить эту расслабляющую диету на нормальную.

Однажды, поссорившись с ним, я слегка ударила его по щеке.

— Как вы осмелились, — закричал он в ярости, — ударить великого князя!

Я возразила, что для меня он не великий князь, а мой друг, который не должен забываться. Он ушел раздраженный, но вскоре возвратился.

— Как жаль, Фанни Лир, что не ты была моей воспитательницей.

Я ревнива и не скрывала этого, и он часто поддразнивал меня. Его старались уловить в свои сети не только женщины моего круга, но и великосветские дамы, принимавшие в своих будуарах в соблазнительном дезабилье, но он гнушался ими и не раз, отдавая мне их письма, говорил:

— Эти, с вида нравственная, особа на самом деле развратнее последней потаскушки и они еще смеют осуждать тебя!

Когда мне случалось сидеть в театре бок обок с этими госпожами, и они слегка отворачивались от меня, я храбро повертывалась к ним спиною; сила была на моей стороне — я владела великим князем и их письмами.

По этим отрывкам из моего дневника, рисующим мое тогдашнее настроение, можно убедиться, что в моей жизни были не все только розы.

Бездна неприятностей… Муки ревности, любви и ненависти попеременно терзают меня. Вчера я убила бы его, а сегодня душу в своих объятьях. Нет, это не тот, о котором я мечтала.

Отчего же я не в силах совладать со своей страстью?

Если бы женщины были свободнее, было бы мало, таких, как я; но жизнь моя — не преступление. Я предпочла свободу тюрьме в сетях добродетели и приличия. За это свет меня осуждает и презирает, а я борюсь с ним и… пренебрегаю его мнением.

Женщину любят то, как добычу, то, как игрушку, то, как богиню. Иные видят в ней любовницу и товарища; такова любовь ко мне Николая.

Париж для меня то же, что Мекка для мусульманина. Там я желала бы жить и умереть. Я люблю Россию, но Франция с ее дьявольской столицей мне милее всего.

Порою я чувствую усталость и отвращение ко всему; все тяготит меня — от служанки, распоряжающейся моим туалетом, до великого князя, который распоряжается мной.

За пять месяцев нашей связи великий князь ни раза не отлучился от меня более, чем на полчаса, таковы все мои любовники: пока любят, они без ума от меня и не дают мне передохнуть.