Джон Клеланд - Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех

Бесспорно, в основе каждой книги лежат личные воспоминания автора. Немногие могли бы похвастаться таким богатым жизненным опытом, как у Джона Клеланда (1709 – 1789). Кем только он в свое время не перебывал: ученым и дуэлянтом, ловеласом и путешественником, военным и писателем-порнографом; вкусил терпких прелестей Востока и несравненно более пресной кельтской филологии; служил короне на посту английского консула в Смирне и Восточно-Индийской компании в Бомбее; не понаслышке знал условия труда и жизни журналиста с Граб-стрит и терпел еще большие лишения, преподавая в школе. Но главное – он познал высшее, доступное для смертного, блаженство, став автором бестселлера «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех», увидевшего свет в 1749 году и имевшего фантастический успех. Этот шедевр сентиментальной эротики, который и через двести с лишним лет остается предметом яростных споров между свободомыслящими и пуританами, стал первой попыткой Клеланда воссоздать в литературной форме радости плоти. Редкая откровенность и заразительность романа обеспечили ему мировую славу.

Второй роман Джона Клеланда – «Мемуары сластолюбца» – и по сегодняшний день остается практически неизвестным для знатоков эротической литературы. Он написан рукой зрелого мастера и характеризуется еще большей непринужденностью и отточенностью стиля. Его герой, молодой дворянин Уильям Деламор, сгорает на том же неугасимом огне, что и блудница Фанни, но являет собой более выпуклый и законченный персонаж. Будучи образованным человеком с развитым вкусом, Клеланд стремился совершенствовать композицию и стиль своих произведений. Это, без сомнения, явилось одним из побудительных мотивов для написания «Мемуаров сластолюбца», которые он создавал, располагая свободным временем и финансовыми ресурсами – благодаря пенсии, пожалованной ему Тайным Советом.

Эта пенсия являлась прямым следствием феноменального успеха «Фанни…». Впервые Британское правительство столь щедро наградило автора откровенно эротического произведения, в то время как издатель и книготорговец Ральф Гриффит, первым осмелившийся выпустить роман, был приговорен за это к позорному столбу.

В высших кругах сомневались относительно того, как поступить с писателем. Бесспорно, джентльмен, получивший образование и воспитание в Вестминстере, сын полковника, не мог быть подвергнут такому же наказанию, как простой издатель. С другой стороны, попустительство могло привести к тому, что Клеланд продолжал бы сочинять подобные произведения, что грозило скандалом при дворе и гневом Церкви. Пришлось Клеланду предстать перед Тайным Советом, где ему задали вопрос: что он хотел сказать своим романом? Можно с уверенностью предположить, что он достойно защищался, объяснив появление книги материальными затруднениями. Члены Тайного Совета усмотрели вопиющую несправедливость в том, что блестящий джентльмен не имеет источника средств к существованию. Приговор явился образчиком редкого по двусмысленности компромисса: Клеланду назначили приличную пенсию при условии, что он не допустит впредь ничего подобного.

На протяжении многих лет Клеланд исправно соблюдал договор, не позволяя себе браться за что-либо, кроме пьес, поэзии и политических памфлетов. Однако вскоре ему вновь ударило в голову хмельное вино общенациональной славы. Новому роману «Мемуары сластолюбца» предстояло вобрать в себя достоинства «Фанни Хилл» и одновременно явить более высокий художественный уровень, став изящной, исполненной шарма и остроумия, квинтэссенцией порока, в чем легко убедится любой непредубежденный читатель.

Питер Лингэм , доктор философии

Мадам!

Я берусь за перо и тем даю Вам неопровержимое доказательство того, что Ваши пожелания, как приказы, я принимаю к неукоснительному исполнению. Как бы ни была неблагодарна задача, я извлеку из памяти и представлю на обозрение ту мою скандальную жизнь, пройдя по ступенькам которой я в конце концов обрела все благодарности, какие только в силах даровать нам любовь, здоровье и счастье; пока еще не увяли цветы моей молодости, пока еще не слишком поздно предаваться неге праздности, которую дают мне свобода и немалое богатство, я хочу добиться понимания, естественно, не презрительного, ибо, будучи брошена жизнью в круговерть фривольных удовольствий, я узнала и поняла людей, их привычки и нравы больше, чем те в несчастном нашем ремесле, кто любое размышление или воспоминание считает своим злейшим врагом, гонит от себя подальше, а то и уничтожает безо всякой жалости.