Игорь Курукин: Княжна Тараканова

Исследовательница считает подозрительной даже непротиворечивость источников, полагая, что она является результатом если не фальсификации, то как минимум тщательного отбора. «Официальные историки, официальная точка зрения. Самое любопытное, что они ни в чём не опровергали друг друга. Публикации появлялись расчётливо, очень точно по времени и всегда дополняя друг друга. За всем этим не могла не угадываться рука дирижёра: что, когда, о чём. Блудов? Не случайно же его имя мелькало обрывками красной нити даже на страницах печати. Но тогда тем более надо было разгадать, чем занимался довереннейший из доверенных». Не вызывает у неё доверия и П. И. Мельников. Далёкий от исторических трудов чиновник, считает автор, вряд ли смог бы сам сочинить подробное жизнеописание самозванки. Но откуда, в таком случае, были заимствованы детали? «Кто, когда и при каких обстоятельствах успел составить подобную головоломную биографию? В лучшем случае воображение писателя могло наполнить одну коротенькую человеческую жизнь — всего-то двадцать три года! — таким нескончаемым потоком приключений. Учёному, чтобы собрать подобное количество разнородных, к тому же связанных с разными местами и государствами фактов, потребовались бы годы и годы».

Под прицел Молевой попал даже Флавицкий, «обязанный Академии художеств как бы авансом полученным званием профессора. За звание следует отблагодарить, в нём необходимо утвердиться для получения соответствующей должности в академических стенах. По всем расчётам, Флавицкий должен предельно точно выполнить поручаемое ему задание: княжна Тараканова в том варианте, который был предложен М. Н. Лонгиновым». Правда, по Молевой получается, что живописец не оправдал оказанного ему доверия: «…не понял ли он смысла полученного указания, увлёкся собственными поисками, дополнительными сведениями, которые могли пополнить картину событий далёкого прошлого, или поступил совершенно сознательно, как его в том и подозревала академическая администрация? Вместо благонадежного Лонгинова источником художественного решения Флавицкого становится публикация в „Русской беседе“, та самая, с которой началась публичная полемика. Осуждение и разоблачение сменяются симпатией и сочувствием. Преступница превращается в жертву, акт справедливости — в акт вопиющего беззакония и насилия» {26} 26 Молева Н. М. Указ. соч. С. 9, 38–39, 43, 45, 225. .

Помимо коварства и насилия, в истории самозванки Н. М. Молевой на каждом шагу чудятся сокрытие и фальсификация документов. Хотя её книга содержит множество цитат и подлинных документов эпохи, в том числе материалов следствия и писем «принцессы», автор при всём том, кажется, искренне сожалеет, что, «несмотря на все розыски, никаких следов фонда Таракановой найти не удавалось». Впрочем, и некоторые другие сочинители как будто искренне убеждены, что «никакими подлинными российскими документами о самозванке мы не располагаем» и что если они и есть, то обретаются за границей {27} 27 См.: Гримберг Ф. Династия Романовых. С. 148. . На самом деле бумаги авантюристки и материалы следствия над ней благополучно хранятся в Российском государственном архиве древних актов и давно доступны исследователям.

Недоверие к источникам восполняется обращением к «чисто логическому построению». А оно приводит к гипотезе, что отцом странствовавшей по Европе «принцессы» являлся не Разумовский, а другой фаворит Елизаветы — Иван Иванович Шувалов, который, в свою очередь, «был сыном Анны Иоанновны». А потому, по Молевой, «в расчёте генеалогических колен рода Романовых „побродяжка“ оказывалась в одном колене с Петром III и правительницей Анной Леопольдовной и, соответственно, выше малолетнего Павла и зарубленного Иоанна Антоновича», то есть являлась опасной претенденткой на российский трон, в которой соединились две линии потомков царя Алексея Михайловича. Попытка не удалась, однако, «как брызги от брошенного в воду камня, её частицы рассыпались в народной памяти, чтобы, минуя всякие документы, публикации, псевдоисследования, сложиться в свой приговор — легенду о безвинно замученной красавице княжне, ещё одной жертве насилия и произвола, легенду, которую в конце концов подтвердили факты».

Лишь немногие работы о «княжне Таракановой» можно считать действительно научными исследованиями. Ещё в начале XX века польский историк Эрнест Лунинский получил доступ к материалам, хранившимся в Государственном архиве, и опубликовал свою книгу с приложением подлинных документов: писем самозванки турецкому султану Абдулгамиду I, А. Г. Орлову, А. М. Голицыну и обращённых к ней посланий Орлова и М. Огиньского {28} 28 См.: Luninski Е. Ksiezna Tarakanova. Lwow, 1907; Лунинский Э. Княжна Тараканова: Исследование по актам государственного архива. М., 1908. Книга Лунинского переиздавалась в 1910–1911 годах без документальных приложений, а в 1991-м вышло репринтное воспроизведение издания 1909 года. Мы будем пользоваться последним изданием с публикацией документов: Лунинский Э. Княжна Тараканова. М., 1998. . В 1966 году появилось сообщение о судьбе Таракановой в журнале «Вопросы истории» {29} 29 См.: Лурье С. С. Княжна Тараканова // Вопросы истории (далее — ВИ). 1966. № 10. С. 207–210. . В последнее время вышли обстоятельная статья В. А. Дьякова {30} 30 Cм.: Дьяков В. А. «Княжна Тараканова». По полузабытым архивным источникам // Славяноведение. 1994. № 1. С. 67–75. и работы С. Р. Долговой, которой удалось обнаружить в Российском государственном архиве древних актов некоторые новые сведения о бумагах самозванки и обращении к ним российских государственных деятелей в первой половине XIX века {31} 31 См.: Долгова С. Р. Князь А. М. Голицын и княжна Тараканова // Хозяева и гости усадьбы Вязёмы. Большие Вязёмы, 1999. С. 200–205; она же. Судьба архива княжны Таракановой // Памятники культуры. Новые открытия. 2000. М., 2001. С. 7–18. .