Елена Съянова - Гитлер_директория

СУДЬЯ. Штумпфеггер дал детям яд?

КУНЦ. Нет. Он отказался.

СУДЬЯ. Кто же дал яд? Кто отравил детей?

КУНЦ. Мне это неизвестно.

СУДЬЯ. Расскажите, что известно вам.

КУНЦ. Когда доктор Штумпфеггер отказался дать детям яд, Магда истерически разрыдалась. Геббельс, сохраняя остатки самообладания, сказал: «Убирайтесь отсюда оба! Когда мы будем мертвы, наши тела должны быть сожжены так же, как тела фюрера и его жены. На улице вы этого сделать уже не сможете, поэтому сожгите нас здесь. Закройте все двери. И откройте двери в спальни детей. Этого будет… достаточно. Хотя бы это, вы, трусы, способны для нас сделать?». Мы так и поступили. Мы открыли двери в спальни детей… Мы выполнили волю их родителей.

СУДЬЯ. Но русские медики сделали заключение, что смерть детей Геббельсов наступила не из-за отравления продуктами горения, а в результате отравления цианистыми соединениями. Как вы это объясните?

КУНЦ. После того как тела Геббельсов подожгли, бункер стал наполняться удушающим смрадом, началась паника… Многие покинули бункер, и я в их числе.

СУДЬЯ. Но тела Геббельсов обнаружили на поверхности.

КУНЦ. Я предполагаю, что их вынесли туда люди из окружения Бормана, чтобы не задохнуться. Поскольку некоторое время Борман и остальные еще оставались в бункере.

Позиция прокурора Миддельдорфа заключалась в том, что Кунц все же причастен к убийству детей (нет свидетельств, что Кунц действительно покинул бункер во время сожжения тел Геббельсов).

Прокурор Миддельдорф заявил:

— Убийство детей — дерзкое преступление, которому не может быть оправдания. Кроме того, такое преступление не может быть выполнено по приказу.

Но доказать свою позицию прокурору не удалось. Коллегия по уголовным делам вынесла решение, что к Кунцу может быть применен закон об амнистии. Обоснование коллегии таковы: если бы Кунц не выполнил приказ, пусть даже и переданный Магдой Геббельс, он бы был наказан за это как военный преступник.

Но Генриха Лея уже не волновало происходившее на суде.

Генрих потребовал от Кунца всей правды.

Он показал Кунцу еще один документ — протокол осмотра советскими врачами тел детей Геббельсов. В протоколе говорилось, что на лице старшей, Хельги, имеются следы физического насилия.

И Кунц сделал последнее признание:

— Произошло страшное… После смерти моих девочек во время бомбежки в 45-м это было самое страшное, что я видел в жизни. Она… Хельга… очнулась. И встала.

По версии Кунца, произошло следующее.

Когда горевшие тела Геббельсов кое-как затушили, и воздух стал очищаться, Хельга проснулась. Ей сказали о смерти родителей. Но она не поверила. Ей показали и якобы умерших сестер и брата, но она снова не поверила. Она стала их трясти и почти разбудила Гельмута… Все дети были еще живы.

Но всем в бункере уже было не до детей! Оставшиеся вместе с Борманом готовились к прорыву под защитой бронетранспортера.

Доктор Штумпфеггер сказал Кунцу, что Борман велел не оставлять Хельгу в живых. Эта рано повзрослевшая девочка — слишком опасный свидетель! Оба врача, Штумпфеггер и Кунц, предлагали Борману взять детей с собой и использовать их в качестве создания образа «бегущей от обстрелов многодетной семьи», но Борман приказал не молоть вздор. По его мнению, волю родителей детей должно было выполнить!

Кунц якобы пытался помешать… Но Штумпфеггер ударил его, затем нанес Хельге удар по лицу — машинально, потому что она его сильно укусила (от этого удара и остался синяк), затем вложил ей в рот капсулу с ядом и сжал челюсти. Потом засунул по капсуле во рты всем остальным детям.

Генрих, ты помнишь, как мы с тобой убежали в нашем саду в Рейхольсгрюне и прятались целую ночь… Помнишь, что я тогда сделала и как тебе это не понравилось? А если бы я это сделала теперь? Ты тогда сказал, что целуются одни девчонки… А теперь? Можно я представлю себе, что опять это сделала? Я не знаю, что ты ответишь… но я уже… представила… Мне так хорошо, что у меня это есть, очень уже давно, с самого нашего детства, когда мы с тобой первый раз встретились. И что это выросло и теперь такое же, как у взрослых, как у твоей мамы к твоему отцу. Я всегда им так завидовала!

Не думай, что я предательница. Я люблю папу и маму, я их не сужу, и это так и должно быть, что мы будем все вместе.

Я слабая… Но у меня есть Гёте…