Елена Съянова - Гитлер_директория

Прокурор заявил на завтра своего главного свидетеля — Гельмута Кунца.

Сегодня мама привела нас к герру Гитлеру, и мы пели Шуберта. Папа на губной гармошке пробовал играть «Соль минор» Баха. Мы смеялись. Герр Гитлер обещал, что скоро мы вернемся домой, потому что с юго-запада начался прорыв большой армии и танков.

Папа мне сказал, что президент Геринг не изменник; просто он думает, что все, кто в бомбоубежище, не могут отсюда ни с кем связаться. Но это не так. Папа говорит, что много трусов.

Но не все трусы. Я сегодня три раза спускалась вниз, и я видела министра фон Риббентропа. Я слышала, что он говорил герру Гитлеру и папе: он не хотел уходить, просил его оставить. Папа его убеждал, а герр Гитлер сказал, что от дипломатов теперь нет пользы, что если министр хочет, пусть возьмет автомат — это лучшая дипломатия. Когда фон Риббентроп уходил, у него текли слезы. Я стояла у двери и не могла себя заставить отойти.

Я подумала, а какая же от нас польза? Я бы все равно осталась с папой и мамой, но маленьких хорошо бы отсюда увезти. Они тихие, почти не играют. Мне тяжело на них смотреть.

Если бы мне с тобой поговорить хоть минутку! Мы бы придумали что-нибудь. Ты бы придумал! Я точно знаю, ты бы придумал, как убедить папу и маму отослать маленьких, хотя бы к бабушке. Как мне их убедить?! Я не знаю…

25 апреля

Перед вторым заседанием американский журналист Герберт Линц нанес Кунцу визит и показал копии допросов от мая 1945 года, проведенных следователями СМЕРШ, где Кунц признавался, что лично сделал детям Геббельсов усыпляющие уколы морфия, а затем присутствовал при том, как Магда Геббельс своими руками давала детям яд. «Таким образом, если я попрошу моих русских друзей представить подлинники ваших признаний от 1945 года, вы станете не свидетелем, а соучастником преступления — убийства детей, — сказал журналист Кунцу. — А если хотите, чтобы этого не случилось, расскажите правду мне!»

Но журналисту самому пришлось сделать признание, прежде чем услышать его от Кунца, который наотрез отказался разговаривать с «паршивым америкашкой». Герберт Линц назвал свое подлинное имя — Генрих Лей, сын бывшего вождя Трудового фронта Роберта Лея.

В 1940 году в возрасте восьми лет его увезла из Германии мать, а в 1955-м он получил американское гражданство.

Гельмут Кунц, пораженный этим фактом, сказал Генриху, что у него тоже есть документ, причем не копия, а подлинник. И показал это самое письмо Хельги, сделав, таким образом, признание в собственном участии в событиях конца апреля-начала мая 1945 года.

Читая письмо и слушая Кунца, Генрих Лей сумел восстановить некоторые факты происходившего в бункере.

Мама говорит, что я стала нервная. Это неправда! Я просто не все могу понять, а мне никто не объясняет. Сегодня герр Гитлер очень сильно кричал на кого-то, а когда я спросила — на кого, папа накричал на меня. Мама плачет, но ничего не говорит. Что-то случилось. Гельмут ходил вниз и там слышал, что говорила фройляйн Кристиан, секретарь-машинистка, что Геринг предатель. Но это же неправда, зачем же повторять? Только странно, что он не может никого прислать, потому что я видела генерала Грейма и его жену Ханну: они прилетели на самолете с юга. Значит, можно и улететь отсюда? Если самолет маленький, можно посадить только малышей, даже без Гельмута. Он сказал, что останется с папой, мамой и со мной, а Хильда пока будет ухаживать за малышами. Это было бы правильно, но все-таки лучше бы Гельмут тоже улетел. Он плачет каждую ночь. Он такой молодец: днем смешит всех и играет с Хайди вместо меня.

Генрих, я только сейчас стала чувствовать, как я их люблю — Гельмута и сестренок! Они немножко подрастут, и ты увидишь, какие они! Они могут быть настоящими друзьями, хоть еще и такие маленькие!

Сейчас прилетел еще один самолет; он сел на Ост-Весте…

Чтобы избежать паники в бункере после начала обстрела русской артиллерией, Гитлер принял решение не выпускать семью Геббельсов из бункера.

Последнюю попытку спасти детей сделал отец Генриха — Роберт Лей. Он прилетел с юга в Берлин на маленьком самолете. Туда поместились бы не все дети Геббельсов…

Генрих, я видела твоего папу!!! Он здесь, он с нами!!! Я тебе сейчас все расскажу!

Он сейчас спит. Он очень устал. Он прилетел на каком-то смешном самолете и сказал, что сел «на голову русским». Сначала его никто не узнал, потому, что он был с бородой, усами и в парике, и в форме фельдфебеля. Его узнала только Блонди; она поставила ему на грудь лапы и виляла хвостом. Это мне рассказала мама. Я побежала к нему, и он — ты только подумай — он хотел меня взять на руки, как раньше!!! Мы так смеялись, хохотали! Он сказал, что я тут вытянулась, как росток без света.