Коллектив авторов Биографии и мемуары - Марк Бернес в воспоминаниях современников

Сперва разговор велся на отвлеченные темы, мы неторопливо беседовали о том о сем. Потом Бернес произнес фразу, которая походила на размышления вслух. Он сказал:

— Ты знаешь, все-таки у каждой песни своя судьба. Иная песня раз прозвучит и остается в памяти надолго, а то и навсегда. Другую песню слышишь десятки раз, и никак ее не удается запомнить…

— Правильно, — сказал я и подумал, что разговор затеян неспроста.

— Многое, конечно, зависит от качества песни, — продолжал Бернес, — хорошую песню помнишь, плохую забываешь…

— Правильно, — согласился я, окончательно убеждаясь, что разговор имеет вполне определенную и точную цель.

Бернес помолчал. Он выдержал паузу, как видно, желая убедиться, что я не заметил его тактического маневра.

— Ты понимаешь, — сказал он, — многое еще, конечно, зависит от того, кто первым исполняет песню, кто ее приносит зрителям и слушателям…

— Совершенно правильно, — сказал я. Уже поняв, куда клонит Марк, я притворился наивным. — Безусловно, имеет большое значение: хороший исполнитель или так себе…

Услышав это, Бернес прищурился и сухо сказал:

— Я говорю не о том, хороший голос у артиста или так себе. Дело совсем не в этом!..

— А в чем же дело?

— Дело в том, КТО поет песню. Что за человек данный киноперсонаж? Каков его, так сказать, моральный облик? Достоин ли он уважения и любви? Хочется ли этому человеку подражать и «делать с него жизнь»?.. Я надеюсь, ты понял, о чем я говорю?

Я понял Бернеса, но продолжал притворяться наивным, тем более что вывод из его размышлений был уже «на подходе».

— Я считаю, что будет правильно, если ты, как автор песни, пойдешь к Лукову и скажешь: «Леня, лучше, чтобы „Спят курганы темные“ спел в фильме не отрицательный герой, а герой положительный!»

Я пожал плечами.

— Ты пойми, — азартно продолжал Бернес, — дело отнюдь не в моем личном интересе. Я думаю о людях, которым эта песня придется по душе, которым она будет нужна. Не теряй время. Иди к Лукову. Иди!..

…Прошло много лет. Песню, о которой я говорю, после выхода фильма на экраны, спел по радио Марк Бернес. Он записал ее на пластинку и навсегда включил в свой репертуар, и, может быть, именно поэтому стала долгожительницей эта песня о том, как «вышел в степь донецкую парень молодой».

Впервые я увидел его на экране — Костя Жигулев.

Этот юноша в солдатской папахе сыграл важную роль в жизни моей и моих сверстников. Придя из далекой эпохи Гражданской войны, он оказался нашим современником, оставаясь образом отдаленным и легендарным.

Удивлялись, восторгались: как это наш ровесник сумел столь достоверно изобразить юношу другой, предыдущей эпохи! Как он здорово понял Костю Жигулева.

О Бернесе я только слышал от общих знакомых.

В каждом поколении людей находятся — пусть и в заочном контакте друг с другом — люди, работающие в разных жанрах искусства. Вскоре нам пришлось столкнуться на совместной работе.

В 1939 году меня, молодого поэта, пригласили на Киевскую киностудию писать песню для снимающейся кинокартины «Истребители». Идея песни, обговоренная с режиссером заранее по телефону, — прощание со школой, вальс выпускного вечера. Итак, картина будет о летчиках, о наших кумирах {38} . С одним из них я оказался в купе поезда, спешащего в Киев.

В те годы сложился определенный образ летчика — уже воевавшего человека из моего поколения, героя Испании и Монголии. Мы восторженно смотрели на таких героев, писали о них стихи. Это были двадцатипятилетние комбриги (то есть по-нынешнему генералы), русые, голубоглазые крепыши. Таким оказался и мой сосед по купе. Он, кстати, остановился в гостинице «Континенталь» — там же, где и я, — и на одном со мной этаже.

В Киеве, еще до встречи и знакомства с Марком Бернесом, я посмотрел на киностудии материал будущей картины.

Меня поразило сходство героя — курсанта, а затем летчика Кожухарова — с тем летчиком, с которым я познакомился в поезде. И не только с ним.

Кожухаров был в чрезвычайной степени подобен тем парням, которым мы поклонялись. За ним, пилотом с мирного аэродрома, еще не числилось подвигов, но героизм подразумевался, как нечто совершенно естественное — подвернись только случай.

Марк Бернес создал превосходный, удивительно точный образ, на этот раз — уже нашего современника.

Наконец мы познакомились. Песня выпускного вечера была готова. Но Марку очень хотелось спеть с экрана другую — свою, летчицкую.