Коллектив авторов Биографии и мемуары - Марк Бернес в воспоминаниях современников

«Разные судьбы»

Последний фильм, который мы делали вместе с моим покойным другом Леонидом Луковым, был «Разные судьбы». И фильм этот всегда напоминает мне о долгих годах совместной работы с этим великолепным мастером и редкостно хорошим человеком; работали мы над «судьбами» дружно, интересно и с увлечением.

Любопытная история произошла с «Песней Рощина» (стихи Н. Доризо). Поначалу в роли композитора Рощина должен был сниматься Марк Бернес. Но он неожиданно заболел, и роль его была поручена ленинградскому актеру Б. Фрейндлиху, который сам петь не умел. И тогда за Фрейндлиха песню эту напел замечательный ленинградский актер А. Ф. Борисов {37} . И получилось, что играет в фильме один, а поет за него другой. Так в кино бывает нередко.

А на пластинке и по радио прозвучал голос третьего — Марка Бернеса, который, поправившись, с удовольствием по нашей с Луковым просьбе принял таким образом косвенное участие в работе над фильмом. А за два месяца до смерти Марк Бернес заново записал «Песню Рощина» на грампластинку.

Впервые мы с Марком встретились на фильме «Истребители» и так всю жизнь не расставались, прикипели друг к другу. Я думаю, что он был самым близким моим другом.

У нас даже свой язык образовался. Мы иногда произносили какую-то фразу, никто ничего не понимал, а мы с Марком покатывались со смеху.

Вот вам пример остроумия Марка. Мы жили незадолго до войны в Киеве и по вечерам, после съемок, собирались в номере у Марка или у меня. Приходили все артисты и начинался галдеж, пение, играли на гитаре, рассказывали анекдоты, выпивали. А рядом жили два бухгалтера из Житомира, которые приехали в Киев сдавать годовой отчет. И они — как 11 часов вечера — так в номер стучат. И Марку это надоело, он позвонил к ним и сказал: «Товарищи, вы члены партии?» Те радостно сказали: «Да!» — «Так вот, я директор гостиницы, тоже член партии, и вы в анкете писали, что в случае приезда иностранной делегации освободите номер. Так вот, приехала американская делегация только на одну ночь, придется вам освободить номер. Но мы постелили вам внизу две кровати в Красном зале, спокойно переночуете, потом вернетесь обратно. Так что, вы не одевайтесь, накиньте что-нибудь на себя и спускайтесь вниз». Эти два господина спускаются вниз, открывают дверь в Красный зал… А там — полное освещение, столы стоят буквой «П» и власти города чествуют знаменитого американского летчика Чарльза Линдберга, который первым совершил беспосадочный перелет из Америки в Европу. А они так: набросили себе пальто на нижнее белье, идут. У них из-под пальто штрипки от кальсон волочатся по паркету. И они медленно идут к самому центру стола — к перекладине буквы «П». Дошли, синхронно сказали: «Ага!» — и повернули обратно. Полное молчание. Вся сцена — как финал «Ревизора». Неделю искали, кто это сделал, но автора шутки не нашли.

Марк следовал своим эмоциям, которые были невероятно раскиданы, начиная от нежной ласки и кончая в некоторых случаях почти злобой. Не раз мне приходилось это наблюдать. Причем переходы эти были порой внезапными, но при этом и естественными. Он мог из-за какой-нибудь мелочи устроить скандал, но мог простить и элементарную подлость.

Обожал свою дочку от первой жены — Наташу. Буквально каждый час звонил домой: «Как Наташа?» Очень много с ней занимался, читал. Ночью вставал посмотреть, как она спит. Был просто одержимым отцом. Сейчас Наташа живет в Америке.

У него была идея-фикс: от рака умерли его отец и мать, сестра и первая жена Паола. Так он все время твердил, что и он умрет от рака. Так и вышло.

В конце пятидесятых годов на Киевской студии имени Довженко царило большое оживление. После сталинского бескартинья снималось довольно много фильмов, и нередко для съемок приглашали известных московских актеров.

…Мы с моим дорогим другом и соратником Марком Бернесом и его очаровательной женой Паолой сидели за столиком в гостиничном ресторане, поджидая приглашенного знаменитого эстрадного певца, имя которого я не могу назвать по причинам, каковые читатели поймут в дальнейшем. Назову его даже не инициалами — по ним можно без труда вычислить фамилию, — а традиционной в этих случаях буквой N. Скажу еще только, что, несмотря на свой почтенный возраст, он был большим женолюбом.

Наконец он появился, с усталым и томным видом сел в заранее для него поставленное рядом с Паолой кресло и немедленно начал проявлять к ней усиленное внимание, потихоньку справившись у меня, кто эта прелестница.