Петер Вайдхаас - И обратил свой гнев в книжную пыль...

— Да нет, что вы… и спасибо! Да нет, мне было приятно, я имею в виду юную стюардессу, — пробормотал я смущенно и поспешил покинуть самолет.

На ветру стоял д-р К, директор филиала Гёте-Института, и улыбался. Он дружески подхватил меня под руку, словно собираясь с ходу прочесть лекцию о Маниле.

Это был очень симпатичный человек, лет сорока пяти, испытывавший маниакальный восторг от страны своего пребывания и сразу начавший прямо по дороге в город восхищаться всем типично филиппинским, обращая на то мое внимание, например на сплошь увешанные цветами и размалеванные jeepneys (маршрутные такси), красивую женщину и даже … вооруженных кольтами прохожих.

— Хотите познакомиться с типичной ночной жизнью Манилы? Я имею в виду не ту, что показывают туристам, а настоящую — грубую и без прикрас!.. Достаточно ли у вас для этого сил?

Я не хотел сразу показывать, что недостаточно, и ответил поэтому уклончиво:

— Там посмотрим!

Вечером он пригласил меня в свой приятный прохладный дом, я познакомился с его белокурой обходительной женой и только тогда понял, что он «свихнулся», как мы это потом называли. В его лихорадочной приветливости было что-то странное, и, когда я обратил внимание на сдержанные и взывающие к помощи жесты супруги, мне стало ясно: передо мной человек, которого засосал местный колорит, вырвав его из собственной культурной среды, которую он был призван здесь пропагандировать и от которой практически полностью оторвался, начал уже утрачивать свои корни. Этот человек не чувствовал больше почвы под ногами и жил только восторгами по поводу всего того, что считал филиппинским.

— Ну, так давайте прошвырнемся по аду, чтобы у вас улетучились все иллюзии, — стал он настаивать на своем прежнем предложении после ужина. Я взглянул на потолок этого гостеприимного дома, откуда на нас сыпались дьявольские звуки гортанного смеха почти прозрачного желтого геккона [15] Тропические ящерицы. . Я бы с большим удовольствием побеседовал еще немного с его печальной женой, но она сидела молча, опустив глаза. И тогда мы отправились.

Мы вошли в темный бар, где при входе каждый должен был отдать свой кольт и подвергнуться личному досмотру. В конце вытянутого длинного зала с грязными заляпанными столами видна была огромная, залитая светом витрина, откуда, сбившись в кучку, словно куры, на каждого вошедшего с вызовом глядели девушки. Мы заказали несколько бутылок пива, нам поставили их на стол, не подав стаканов.

— Я покажу вам, как это делается, — сказал д-р К — Какую из девушек вы хотите?

Я не хотел никакой, мне было неприятно и стыдно, что я здесь нахожусь.

— Давайте выпьем пиво и уйдем!

— Нет, нет, мы здесь для того, чтобы посмотреть, на что способна человеческая натура. В целях изучения, так сказать, — добавил он, — и если вы не хотите выбирать, это сделаю я!

Он показал на одну из девушек. Она мгновенно появилась у нашего столика, скинула с себя не самым эротическим способом остатки одежды, пританцовывая вскочила неожиданно на стол — мой спутник, это я заметил не сразу, уже обернул горлышко пивной бутылки денежной купюрой, — и, сев на это горлышко и ловко вертясь, втянула гениталиями купюру в себя и спрыгнула со стола, ожидая повтора.

Я не испытал ни гнева, ни отвращения. Я чувствовал себя глубоко несчастным — этот человеческий зверинец таким беспардонным унижением миниатюрных женских созданий поверг меня в страшное уныние.

Я безвольно дал себя втянуть и в следующее приключение: на арене, окруженной, подобно боксерскому рингу, зрительскими трибунами, какая-то пара демонстрировала половой акт. Прилично выглядевшая публика из жирных белых мужчин с рыжеватыми волосами аплодировала каждому толчку и громогласно приветствовала потом пару с великолепным завершением акта.

Я вышел оттуда, испытывая чувство стыда. Когда на следующий день мы снова увиделись с д-ром К, то не проронили ни слова о вчерашнем вечере. Ощущение было такое, словно нам обоим приснился дурной сон. Через несколько недель после моего визита д-р К погиб — его спортивный самолет врезался в вулкан Пинабао.

Едва ли еще в какой другой стране можно было увидеть в столь неприкрытой форме следы проявления инфальтильности общественных структур, как здесь, на Филиппинах. Это подтвердилось также, когда я стал знакомиться с состоянием книжного дела.

Я нашел достойных партнеров для переговоров в лице Андреса Кристобаля Круса, известного писателя и художника, и одновременно помощника директора «National Library»; Алехандро Росеса, писателя, директора издательства педагогической литературы, возглавлявшего также Комиссию ЮНЕСКО; Чельсо А. Карумунгана, писателя и журналиста, работавшего в «Philippines Times»; Альберто Д. Бенипайо, председателя «National Book Developing Council» Филиппин; Сокорро С. Рамоса, директора «National Bookstore», и Альфредо Рамоса, председателя Объединения филиппинских книготорговцев.