Александр Штепенко - На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана)

- А как, Саша, радиокомпас, надёжно работает?

- Надёжно, Михаил Васильевич. Да ты сам послушай, как раз сейчас Лемешев поёт про тройку почтовую. Это про нас с тобой поёт, только у нас четвёрка...

- Ну, веди, Саша! Только смотри не прозевай радиостанции.

В телефонах слышимость нарастает. Музыка гремит всё громче. Звенят бубенцы. Цокают копыта тройки по гладкому волжскому льду. И несётся по всему самолёту заунывная песнь ямщика...

Стрелка индикатора радиокомпаса задрожала и отвалилась в правую сторону.

- Лётчики, давайте вниз! Радиостанция под нами!

- Мосалев, влево сорок пять с резким снижением! Стрелкам смотреть землю, - раздаётся команда Водопьянова.

Самолёт нырнул в облака. Стрелка высотомера быстро падает влево. Скорость нарастает. Самолёт как-то непривычно свистит, рассекая воздух. Высота 2000 метров... 1000 метров... 500 метров.

Началось лёгкое обледенение.

- Потише снижайся, Мосалев, а то машина развалится. Немного влево доверни. Сейчас впереди должен быть аэродром. Федорищенко, дайте ракету условную на всякий случай, а то вывалимся из облаков, кто-нибудь, не разобравшись, стрелять начнёт.

Высота 300 метров... С винтов отрываются ледяшки и стучат по кабине. Стёкла обледенели, и сквозь них ничего не видно.

- Мосалев, потише! Ниже двухсот метров не снижаться. Держи снижение один метр в секунду. Так, хорошо. Ещё пару десятков метров снизимся и землю увидим. Федорищенко, откройте окно, смотрите вперёд. Сейчас должны быть огни аэродрома.

- Есть! Вижу огни! Под нами аэродром! - закричал Федорищенко.

- Полный левый разворот вокруг аэродрома, сейчас решим, что делать! Михаил Васильевич! Что будем дальше делать? Здесь сядем или пойдём на свой аэродром?

- А какая погода на нашем аэродроме?

- Да такая же, как и здесь. Мосалев! Отверни влево, куда ты на мачты прёшься! Для того на них и красные лампочки нацепляли, чтобы в темноте не напороться, - ругаю я Мосалева.

- Так тогда зачем здесь садиться? Пойдём уж к себе домой, - сказал Водопьянов, - а на нашем аэродроме радиостанция работает?

- Работает. Вот только радиокомпас замёрз и рамка не вращается, но я думаю, что и с замёрзшим справимся как-нибудь. Мосалев, курс сто шестьдесят, пошли домой. Богданов, сообщите на наш аэродром, что через двенадцать минут будем дома, и пусть готовят прожектор и водку.

- Последнего не забудь передать! - добавил Мосалев.

Замёрзшая рамка хотя и не вращается, но всё же стрелка радиокомпаса ведёт нас прямо домой.

Блеснул луч светомаяка, взвилась ракета. Большой круг над аэродромом.

На аэродроме погасли все огни. В ту ночь мы прилетели последними.

Бодрые и довольные, не чувствуя усталости, с удовольствием шагали мы в темноте по твёрдой земле.

Полковнику Лебедеву была уже ясна работа обоих экипажей из нашей радиограммы и из доклада Пусэпа, видевшего взрывы наших бомб при отходе от цели.

В столовой, низеньком бревенчатом сарайчике, при скудном свете коптилок, за простым, из необструганных досок, столом оба экипажа обмениваются воспоминаниями о прошедших часах в воздухе.

Второй лётчик из экипажа Пусэпа, украинец Макаренко говорит своему соседу:

- Наши бомбы как ахнули в самом центре города, так все огни сразу потухли. А прожекторы как зашарили, а зенитки как застреляли, я аж глаза закрыл.

- Ты, Макаренко, лучше расскажи, как ты закричал...

- Да, закричишь, когда он прямо в глаза ударил и ослепил так, что я даже штурвала не увидел, - отвечает, улыбаясь, Макаренко.

- Мне штурман и говорит: "Мосалев! Снижайся!" Я как загнул виража, да как пустил машину вниз, в облака, так всё и засвистело. А Водопьянов кричит мне: "Мосалев, машину поломаешь". А она только свистит, и ничего ей не делается, и всё кругом темно, темно, а потом сразу земля и аэродром под нами. Здорово вышли, прямо на самую середину аэродрома, - рассказывает кому-то Мосалев.

- Я его всё зову, зову. Прошу, дайте пеленг, дайте пеленг. А он всё не даёт. Потом как затарабанит мне быстро. Обожди, говорит, вот отработаю с Водопьяновым, потом тобой займусь.

Уже рассвет, а конца разговорам не видно. Но пришли жёны, увели своих мужей и расстроили хорошую тёплую компанию. Плохо воевать, когда жена рядом - ни тебе посидеть с приятелями, ни тебе наговориться по душам. И кто это придумал, чтобы на войне были жёны рядом с мужьями?

14

Как ни плохо стреляли пруссаки по нашему самолёту над Данцигом, всё же на следующий день мы обнаружили несколько пробоин и в одном месте повреждение какой-то жизненно важной детали, требовавшей сложного ремонта.