Марина Раскова: Записки штурмана

Перелет самолета «Родина» вызвал большой интерес к его экипажу, состоявшему из трех советских летчиц. После возвращения в Москву мы, члены экипажа самолета «Родина», получаем много писем, авторы которых просят сообщить, как мы стали летчицами. Десятки и сотни девушек спрашивают совета и помощи дли поступления в летные школы.

Интерес, проявляемый к нам, мы целиком относим к героической, лучшей в мире советской авиации. Патриотически настроенный советский народ видит в успехах нашей авиации залог своего мирного существования. Советская авиация создана и существует для охраны мира. Народ нашей великой родины прекрасно понимает, что каждая победа советской авиации является лишним звеном в цепи, укрепляющей мощь и обороноспособность нашего социалистического отечества.

Только с этой точки зрения можно расценивать то огромное внимание, которым мы, три советские летчицы, пользуемся сейчас, после того, как выполнили сталинское задание, совершив беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток.

Мои многочисленные корреспонденты и, главным образом, корреспондентки спрашивают: «Скажите, как вы стали летчицей?» Мне еще, пожалуй, рано писать автобиографию. Мне двадцать семь лет, многое еще впереди. Мой приход в авиацию не характерен для большинства советских летчиц. Ни в детстве, ни в юношеские годы я даже не помышляла об авиации. Мои родители мечтали воспитать из меня музыканта, а я сама готовилась быть артисткой, оперной певицей, но только не летчицей.

Но я стала летчицей, хотя никаких «видимых» предпосылок для этого не было. Только в нашей стране молодежь имеет полную возможность проявить и развивать свои способности в любой отрасли.

Я хочу рассказать о том, как люди, воспитанные партией Ленина — Сталина, сумели увидеть способности штурмана в незаметной чертежнице Военно-воздушной академии; о том, как люди, воспитанные в духе коллективизма, передали мне знания и помогли стать штурманом.

Профессия летчика требует упорства, выдержки и терпения. Я хочу поведать молодому советскому читателю, как воспитывались во мне эти качества, которые не раз в жизни выручали меня (и, надеюсь, еще будут выручать) из самых сложных положений.

М. Раскова

Вокруг гремят выстрелы. Слышна орудийная пальба. Сотрясаются стены большого, высокого дома. В окнах дребезжат стекла. У дома рвутся снаряды, и дождем рассыпается шрапнель.

Мы сидим при свечках. Не так светло, как при электричестве, но забавно. Пальба стихает на несколько минут, а потом возобновляется с еще большей силой. Уже несколько дней как нас, детей, не водят гулять на улицу. А там должно быть интересно!

…На Тверском бульваре от снаряда загорелся дом, теперь у нас даже ночью светло от пожара.

Отец уводит нас из комнаты в коридор. Здесь безопасно. Чтобы не было скучно, он рассказывает какие-то длинные интересные истории, наряжается, смешит нас.

Мне пять лет. Что происходит там, за стенами дома, я не знаю. Только слышу, как взрослые говорят: «красные», «белые», «юнкера». Мама вбегает в коридор и рассказывает, что в детской пробито окно. В стене застряла пуля. Отец выковыривает пулю и прячет ее на память. Ученики к отцу не ходят. Рояль закрыт, занятия прекратились. Мама не идет на работу, целый день сидит дома. Это хорошо: мы очень редко видим маму дома.

Кто-то прибегает со двора и рассказывает, что дворник убит шальной пулей. Я слышу незнакомые слова, я их не совсем еще понимаю, но чувствую, что в жизнь ворвалось что-то новое и большое.

Детские кроватки вынесли в коридор, мы совсем переселились сюда. Здесь едим, здесь спим. Отец каждый день придумывает все новые игры, одну забавнее другой.

Таким помнится мне октябрь 1917 года. Когда стрельба прекратилась, отец взял меня погулять. Прошел первый снежок. На углу нашей улицы — большая красная лужа. Это кровь. Дома изрешечены пулями и изуродованы снарядами. В нашем доме разбиты все окна. Стекло хрустит под ногами. Навстречу нам движется толпа с красными флагами. Поверх флагов — черные траурные ленты. Толпа безмолвно направляется к Красной площади. На грузовиках везут красные гробы.