- Радиостанция не работает, крупным осколком разворочен передатчик, отвечает Богданов, - вот никак осколок не найду.
Зенитный огонь ослабел. Опять засияло солнце, до этого скрывшееся в клубах дыма. Лётчики держат курс на запад, где, по заявлению всевидящего Федорищенко, у немцев зениток нет...
- Щербаков, - обратился Водопьянов к борттехнику, - как у нас дела с самолётом и моторами?
- У четвёртого мотора давление масла падает. Скоро придётся выключать. В плоскостях и фюзеляже много дырок - небо видно. Рулевое управление в одном месте наполовину подрублено. Думаю, что ничего опасного нет. Да где-то бензином сильно пахнет, никак не пойму где, вот помощника послал искать. А так остальное всё в порядке.
- В порядке, говоришь, а кто кричал: "Пожар, горим..."?
- Никто не говорил, это я только подумал, когда увидел дым возле самолёта.
- Ну, так в следующий раз потише думай.
Стоя во весь рост в своей кабине, я смотрел на землю и город, оставшийся слева. Я видел ясно свою цель и решал, как на неё удобнее зайти, чтобы не попасть ещё раз в такой переплёт.
- Лётчики, девяносто градусов влево.
Ложусь на живот и, прильнув глазами к прицелу, навожу самолёт на цель. Открываю люки.
- Немного влево. Так держать. Хорошо. Цель ближе.... ближе.... вот ещё несколько минут, может быть одна или две. Но... машина вздрогнула и... снова началось.
Федорищенко кричит:
- Стреляют только слева. Справа спокойно. Стреляют хуже, чем в первый раз. Ничего. Можно проскочить.
Лётчики инстинктивно отворачивают вправо, а я кричу и должно быть очень громко:
- Взять влево. Держать прямо.
- Саша, ты там поскорей управляйся, а то они уже пристрелялись и чего доброго попадут, - говорит Водопьянов.
Стрелки докладывают, что сильно стреляют, что кругом рвутся снаряды и что мы взяты в кольцо.
В нос бьёт едкий, удушливый запах порохового дыма. Только бы цель видеть, не потерять её за этим проклятым дымом.
- Чуть влево. Так держать.
В телефонах тишина. Хорошо слышны ближние разрывы снарядов. Под углом прицеливания появился большой склад горючего: цистерны, штабеля бочек, сарай, и возле него оживлённое движение и толкучка автотранспорта. Опасаясь, что вот-вот очередной снаряд помешает мне довести самолёт до основных целей, быстро перевожу ручку на четыре бомбы и нажимаю боевую кнопку. Эти теперь сами дойдут куда надо. Не свожу глаз с главной цели - вокзала, до которого осталось несколько секунд полёта.
- Два градуса влево. Так держать. Сейчас всё кончим.
По прямой линии плоского стекла прицела к маленькому кружочку в центре подходит большой вокзал с рельсами, складами, депо, паровозами, составами и перроном. На перроне толпа немцев. Мне кажется, что они, задрав головы кверху и приложив руки к козырькам, смотрят, как их зенитки ловко взяли в кольцо большой многомоторный русский самолёт, который неминуемо должен сейчас, сию секунду развалиться на куски и беспорядочно свалиться на землю; потом раскроются белые купола парашютов, и будут они охотиться за этими белыми куполами, расстреливать вначале в воздухе, а потом на земле большевиков, упорно не пускающих их в Москву.
Секунда... Две... Три... Перрон с группой людей - в самом центре кружочка на стёклышке прицела. Сильно нажимаю кнопку. Прибор щёлкает, отсчитывает десятые доли секунды. Тухнут маленькие сигнальные лампочки на щитке. С каждой потухшей лампочкой, с каждым щелчком на приборе от брюха самолёта отделяются бомбы. Переворачиваясь носом вниз, летят они на землю и, теряясь из виду, у самой земли взрывом показывают место падения и правильность наводки штурмана. Но штурману сейчас не до этих сброшенных бомб. У него остались ещё бомбы, и на земле осталась ещё цель номер два.
- Лётчики, готово! Сбросил половину. Уходите с манёвром на юг через город, - не отрываясь от прицела, говорю я.
- Товарищ штурман, - кричит Федорищенко, - вон впереди, немного слева, на площади, что у реки, возле моста, что-то чернеет. По-моему, это и есть они самые.
- Товарищ командир, - слышен спокойный голос башенного пушкаря, - с аэродрома поднимаются истребители.
- Сколько их там?
- Пока поднялись только два звена, но они еще далеко. Только что поднялись.
- Саша, ты там поторапливайся! - говорит Водопьянов и добавляет: - Если нас собьют, то только ты в этом будешь виноват, и я, пожалуй, откажусь больше с тобой летать.
- Хорошо, через несколько секунд всё будет кончено.
Чёрной лентой через Оку вливается в город автоколонна и своей чернотой заполняет всю площадь.
Читать дальше