Семью портье, кажется, совсем не заботит, мирное сейчас время или военное. Во всяком случае, сквозь ярко освещенные окна можно видеть сидящих за столом отца, мать, их сына и дочь.
Мать вообще не желает очень уж обращать внимание на войну, она не готовит фальшивых подливок, лучше вообще не есть никаких, не заваривает суррогатный чай, но пьет мятный, а когда раздается стрельба и она не хочет ничего слышать, тогда под рукой есть верное средство: забраться в душевую и поставить на патефон самую громкую джазовую пластинку. Если соседи жалуются, она не обращает на это никакого внимания, а чтоб их задобрить, приносит им назавтра что-нибудь вкусненькое.
Женщине с третьего этажа, чья дочь обручена с сыном хозяина дома, она преподносит пухлую оладью, а мефроу Стеен, соседка справа, получает пол-унции сахару.
Зубной врач со второго этажа, у которого ее младшая дочь работает ассистенткой, тоже не остается обойденным и тем самым приводит в ярость отца, которому после каждой ночной стрельбы приходится жертвовать тремя сигаретами.
Отец и мать проводят целый день в одиночестве и любовно ухаживают за своими пятью кроликами, которые с каждым днем становятся все толще и толще. Они спят в колыбельке, прячутся от дождя в конуре, и обеденным столом им служит корыто. На зиму у этих зверушек есть домик с окошками и прекрасные просторные комнатки. Их ежедневное меню — ботва от морковки и прочие вкусности.
Отец много работает в саду, мать — в доме. Все там прямо сияет. Каждую неделю она моет и фасадные, и задние окна, каждую неделю берется за покрывала, каждую неделю — за мебель на кухне, всегда вместе с толстой уборщицей, которая из года в год делает эту работу.
У отца дел не слишком много. Сейчас он портье в большой торговой конторе, наверху, и ему нужно всего-навсего чутко спать, чтобы он мог вовремя услышать возможных воров. Раньше мать, вместе с уборщицей, убирала во всем доме. Но с тех пор как одна ее дочь вышла замуж, а другая родила десятого ребенка, она уже больше этим не занимается.
Самая большая радость для отца с матерью — это когда их навещают внуки. Тогда весь день напролет только и слышишь в саду: «Деда, баба, смотрите, кролики такие смешные!» И дедушка с бабушкой тут же бегут к ним, потому что внучат надо баловать, — это уж непременно. Внуки ведь не то что собственные дети, которых нужно воспитывать в строгости. Для своей старшей внучки дедушка особенно постарался: ко дню рождения соорудил ей байдарку. Хотелось бы мне, чтобы и у меня был такой дедушка!
Среда, 11 авг. 1943 г.
После бесконечных туда-сюда, раздумий и обсуждений остановились на том, что я должна поступить в Еврейский лицей, а после ряда телефонных звонков, что даже и без вступительных экзаменов. Правда, я отставала по всем предметам, особенно по арифметике, а от одной мысли о геометрии прямо дрожала.
В конце сентября пришло долгожданное письмо, сообщавшее, что в октябре, в такой-то и такой-то день, мне следует явиться в Еврейский лицей на Стадстиммертёйнен. В означенный день лил такой дождь, что ехать туда на велосипеде и думать было нечего.
Стало быть, на трамвае; ясно, что в многолюдной компании. Перед школой так все и кипело, стайки девочек и мальчиков были заняты разговорами, многие то и дело перебегали с места на место, и повсюду слышалось: «А ты не в моем классе? О, а я тебя знаю! А в каком ты классе?»
Примерно так выглядело и со мной. Кроме Лис Хослар, никого из знакомых я в своем классе не встретила и, конечно, расстроилась.
Подошло время, и нас повела в класс седая учительница, на низких каблуках, в длинном платье и с личиком, как у мышки.
Она стояла, потирая руки и глядя на непрекращавшуюся суматоху, и давала нам всякие разъяснения. Нам сделали перекличку, сказали, какие нужно будет заказывать учебники; поговорили о том о сем, а потом нам разрешили разойтись по домам.
Честно говоря, это было сплошное разочарование. Я ожидала, по крайней мере, что нам сообщат расписание, и… думала увидеть директора. Правда, я заметила в коридоре маленького, толстенького, довольно приятного розовощекого человека, который, приветливо кивая всем, кто проходил мимо, беседовал с господином такого же роста, худым и в очках, с жидкими волосами и важным лицом, но я и знать не знала, что первый — так называемый «ключарь», а второй — директор.
Придя домой, я с волнением рассказывала о своих впечатлениях, но, строго говоря, обо всем, что касается школы, учителей, учеников и уроков, я знала так же мало, как раньше.
Читать дальше