Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

хорошей русской дворянской семьи, не принадлежал,

однако, по рождению к квинтэссенции петербургского

общества, но он его любил, бредил им, хотя и подсме­

ивался над ним, как все мы, грешные... К тому же в то

время он страстно был влюблен в графиню Мусину-

Пушкину 3 и следовал за нею всюду, как тень. Я знал,

что он, как все люди, живущие воображением, и

в особенности в то время, жаждал ссылки, притесне­

ний, страданий, что, впрочем, не мешало ему веселиться

и танцевать до упаду на всех балах; но я все-таки

несколько удивился, застав его таким беззаботно

веселым почти накануне его отъезда на Кавказ; вся

его будущность поколебалась от этой ссылки, а он как

ни в чем не бывало кружился в вальсе. Раздосадован­

ный, я подошел к нему.

— Да что ты тут делаешь! — закричал я на н е г о , —

убирайся ты отсюда, Лермонтов, того и гляди, тебя

арестуют! Посмотри, как грозно глядит на тебя великий

князь Михаил Павлович!

— Не арестуют у меня! — щурясь сквозь свой

лорнет, вскользь проговорил граф Иван, проходя

мимо нас.

В продолжение всего вечера я наблюдал за Лермон­

товым. Его обуяла какая-то лихорадочная веселость;

но по временам что-то странное точно скользило на его

лице; после ужина он подошел ко мне.

— Соллогуб, ты куда поедешь отсюда? — спросил

он меня.

347

— Куда?.. домой, брат, помилуй — половина чет­

вертого!

— Я пойду к тебе, я хочу с тобой поговорить!.. Нет,

лучше здесь... Послушай, скажи мне правду. Слы­

шишь — правду... Как добрый товарищ, как честный

человек... Есть у меня талант или нет?.. говори правду!..

— Помилуй, Л е р м о н т о в , — закричал я вне с е б я , —

как ты смеешь меня об этом спрашивать! — человек,

который, как ты, который написал...

— Х о р о ш о , — перебил он м е н я , — ну, так слушай:

государь милостив; когда я вернусь, я, вероятно, за­

стану тебя женатым 4, ты остепенишься, образумишься,

я тоже, и мы вместе с тобою станем издавать толстый

журнал.

Я, разумеется, на все соглашался, но тайное скорб­

ное предчувствие как-то ныло во мне. На другой день

я ранее обыкновенного отправился вечером к Карамзи­

ным. У них каждый вечер собирался кружок, состояв­

ший из цвета тогдашнего литературного и художествен­

ного мира. Глинка, Брюллов, Даргомыжский, словом,

что носило известное в России имя в искусстве, при­

лежно посещало этот радушный, милый, высокоэстети­

ческий дом. Едва я взошел в этот вечер в гостиную

Карамзиных, как Софья Карамзина стремительно

бросилась ко мне навстречу, схватила мои обе руки

и сказала мне взволнованным голосом:

— Ах, Владимир, послушайте, что Лермонтов напи­

сал, какая это прелесть! Заставьте сейчас его сказать

вам эти стихи!

Лермонтов сидел у чайного стола; вчерашняя

веселость с него «соскочила», он показался мне бледнее

и задумчивее обыкновенного. Я подошел к нему и выра­

зил ему мое желание, мое нетерпение услышать тотчас

вновь сочиненные им стихи.

Он нехотя поднялся со своего стула.

— Да я давно написал эту в е щ ь , — проговорил он

и подошел к окну.

Софья Карамзина, я и еще двое, трое из гостей

окружили его; он оглянул нас всех беглым взглядом,

потом точно задумался и медленно начал:

На воздушном океане

Без руля и без ветрил

Тихо плавают в тумане... 5

348

И так далее. Когда он кончил, слезы потекли по его

щекам, а мы, очарованные этим едва ли не самым

поэтическим его произведением и редкой музыкаль­

ностью созвучий, стали горячо его хвалить.

— C'est du Pouchkine cela *, — сказал кто-то из

присутствующих.

— Non, c'est du Лермонтов, ce qui vaudra son Pouchkine! ** — вскричал я.

Лермонтов покачал головой.

— Нет, брат, далеко мне до Александра Сергееви­

ч а , — сказал он, грустно у л ы б н у в ш и с ь , — да и времени

работать мало остается; убьют меня, Владимир!

Предчувствие Лермонтова сбылось: в Петербург он

больше не вернулся; но не от черкесской пули умер

гениальный юноша, а на русское имя кровавым пятном

легла его смерть.

* * *

Лермонтов, одаренный большими самородными

способностями к живописи, как и к поэзии, любил

чертить пером и даже кистью вид разъяренного моря,

из-за которого подымалась оконечность Александров­

ской колонны с венчающим ее ангелом. В таком изобра­