Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

поступил в университет по политическому же факуль­

тету Лермонтов 1, неуклюжий, сутуловатый, маленький,

лет шестнадцати юноша, брюнет, с лицом оливкового

цвета и большими черными глазами, как бы исподлобья

смотревшими. Вообще студенты последнего курса не

очень-то сходились с первокурсниками, и потому и я был

мало знаком с Лермонтовым, хотя он и часто подле

меня садился на лекциях; тогда еще никто и не подозре­

вал в нем никакого поэтического таланта. Кстати,

расскажу теперь все мои случайные встречи с этим

знаменитым поэтом. На Кавказе, в 1841 году, находился

я в Ставрополе, в штабе командующего войсками в то

время генерала Граббе, где я, в должности старшего

адъютанта, заведовал первым, то есть строевым, отде­

лением штаба. Однажды входит ко мне в канцелярию

штаба офицер в полной форме и рекомендуется

поручиком Тенгинского пехотного полка Лермонто­

вым 2. В то время мне уже были известны его поэти­

ческие произведения, возбуждавшие такой восторг,

и поэтому я с особенным волнением стал смотреть

на него и, попросив его садиться, спросил, не учился

ли он в Московском университете. Получив утверди­

тельный ответ, я сказал ему мою фамилию, и он при­

помнил наше университетское с ним знакомство. После

этого он объяснил мне свою надобность, приведшую

его в канцелярию штаба: ему хотелось знать, что

сделано по запросу об нем военного министра. Я как-то

и не помнил этой бумаги, велел писарю отыскать ее,

339

и когда писарь принес мне бумагу, то я прочитал ее

Лермонтову. В бумаге этой к командующему войсками

военный министр писал, что государь император,

вследствие ходатайства бабки поручика Тенгинского

полка Лермонтова (такой-то, не помню фамилии)

об отпуске его в С.-Петербург для свидания с нею,

приказал узнать о службе, поведении и образе жизни

означенного офицера. «Что же вы будете отвечать

на это?» — спросил меня Лермонтов. По обыкновению

в штабе по некоторым бумагам, не требующим какой-

либо особенной отписки, писаря сами составляли черно­

вые отпуски, и вот в эту-то категорию попал как-то

случайно и запрос министра о Лермонтове, и писарь

начернил и ответ на него. «А вот вам и о т в е т » , — сказал

я, засмеявшись, и начал читать Лермонтову черновой

отпуск, составленный писарем, в котором было сказано,

что такой-то поручик Лермонтов служит исправно,

ведет жизнь трезвую и добропорядочную и ни в каких

злокачественных поступках не замечен... Лермонтов

расхохотался над такой аттестацией и просил меня

нисколько не изменять ее выражений и этими же

самыми словами отвечать министру, чего, разумеется,

нельзя было так оставить.

После этого тотчас же был послан министру самый

лестный об нем отзыв, вследствие которого и был

разрешен ему двадцативосьмидневный отпуск в Петер­

бург. Это было в начале 1841, рокового для Лермонтова

года, зимою. В мае месяце я по случаю болезни отпра­

вился в Пятигорск для пользования минеральными

водами. Вскоре приехал туда и Лермонтов, возвратив­

шийся уже из Петербурга. В Пятигорске знакомство

мое с Лермонтовым ограничивалось только несколь­

кими словами при встречах. Сойтиться ближе мы

не могли.

Во-первых, он был вовсе не симпатичная личность,

и скорее отталкивающая, нежели привлекающая,

а главное, в то время, даже и на Кавказе, был особенный,

известный род изящных людей, людей светских,

считавших себя выше других по своим аристократи­

ческим манерам и светскому образованию, постоянно

говорящих по-французски, развязных в обществе,

ловких и смелых с женщинами и высокомерно пре­

зирающих весь остальной люд, которые с высоты своего

340

величия гордо смотрели на нашего брата армейского

офицера и сходились с нами разве только в экспеди­

циях, где мы, в свою очередь, с презрением на них

смотрели и издевались над их аристократизмом. К этой

категории принадлежала большая часть гвардейских

офицеров, ежегодно тогда посылаемых на Кавказ,

и к этой же категории принадлежал и Лермонтов, кото­

рый, сверх того, и по характеру своему не любил дру­

житься с людьми: он всегда был едок и высокомерен,

и едва ли он имел хоть одного друга в жизни 3.

П. П. ВЯЗЕМСКИЙ