Елена Морозова: Маркиз де Сад

Средний брат, Ришар Жан Луи де Сад, стал рыцарем, а затем командором Мальтийского ордена и великим приором Тулузы. В отличие от братьев он слыл человеком рассудительным и высоконравственным, а потому, когда Донасьен был заключен в тюрьму, семейный совет назначил командора опекуном жены и детей его беспутного племянника.

Помимо двух дядюшек у Донасьена было пять тетушек, четверо из которых ушли в монастырь, а пятая, Анриетга Виктуар, вышла замуж за графа Жозефа Игнаса де Вильнев-Мартиньян. В тяжелую минуту тетушки — Габриэль-Лор, аббатиса монастыря святого Лаврентия в Авиньоне, монахини Анн-Мари-Лукрес, Габриэль-Элеонор и Маргарита-Фелисите — поддерживали племянника письмами, исполненными любви и утешения, а иногда — укора и сожаления. Монастырские затворницы не имели практически ничего, зато тетушка Вильнев-Мартиньян была богата, собственных двоих дочерей не любила, и симпатии ее были всецело на стороне племянника. Зная об этом, Донасьен очень рассчитывал на ее наследство. Но, увы, ему не досталось ничего…

Наибольшим сходством характеров обладали старший и младший братья — Жан Батист и Поль Альдонс. Оба с полным основанием заслуживали звания либертенов, как в то время именовали просвещенных аристократов, считавших себя знатоками утонченных эротических удовольствий. Вместе с тем оба полагали себя столь разными, что даже совместное проживание считали невозможным. Поэтому, когда острая нужда в деньгах побуждала братьев задуматься о том, чтобы соединить доходы и жить единым домом, они быстро отметали эту мысль. В январе 1750 года аббат в своем письме в очередной раз отверг предложение брата о совместном проживании, мотивировав свой отказ разностью вкусов и образа мыслей: «…я опасаюсь вашего природного непостоянства и той стремительности, с которой меняются ваши пристрастия, а вы этого, в сущности, не замечаете. То, что восхищало вас вчера, сегодня вам уже не нравится». Строки эти были перечеркнуты и поверх них рукой графа написано: «А вы живете с женщиной, к которой мне будет еще труднее приспособиться, чем к вам». Наверное, это был ответ графа самому себе…

Стремительный, любвеобильный, скорый на принятие решений, внимающий более зову каприза, нежели разума, Жан Батист появился при дворе, когда бразды правления государством находились в руках Филиппа Орлеанского [3] Регент Филипп Орлеанский правил Францией с 1715 по 1723 г. , дяди малолетнего короля Людовика XV. Это была эпоха безудержного разврата, ставшего своеобразной реакцией на ханжескую мораль, насаждавшуюся в последние годы правления Людовика XIV мадам де Ментенон, любовницей, а затем тайной супругой состарившегося короля. Герцог Орлеанский являл собой пример царственного либертена: он устраивал «оргии обнаженных» в садах Тюильри, состоял в связи с собственной дочерью — герцогиней Беррийской, и, судя по слухам, отравил ее мужа… «Удивляюсь, как бездна еще не поглотила Париж в наказание за те ужасы, которые в нем творятся», — вздыхала почтенная герцогиня Орлеанская. Словом, сюжеты для романов маркиза де Сада создавались задолго до его рождения.

В атмосфере царившего при дворе культа эротических наслаждений происходило становление личности графа де Сада, оттачивалось его воспитание либертена. Стремление к наслаждению заключалось не только в обладании предметом вспыхнувшей страсти и в философском исследовании всех аспектов любовного вожделения. Век Просвещения, являвшийся одновременно веком Наслаждения, анализировал и систематизировал все, что окружало человека, все проявления его страстей. Эрос и Философия вместе искали путь к свободе и счастью человека. Природа наслаждения исследовалась буквально под микроскопом, в сочинениях откровенно эротического характера поднимались вопросы о свободе воли, природе страстей и роли разума. Наслаждение становилось наукой и искусством жить. Бунтари «ниже пояса» повсеместно нарушали моральные устои, либертинаж являлся своеобразным выражением свободы — ведь корень у этих слов общий.

Поэтому давайте уделим этим словам немного места. От французского litre — «свободный» образованы и liberie — «свобода», и libertin — «либертен», и производное от него libertinage — «либертинаж». Изначально либертенами в широком смысле называли людей, не считавших себя атеистами, но поставивших под сомнение существовавшие формы религии, иначе говоря, идеологических диссидентов, духовных вольнодумцев, сыгравших свою роль в период религиозных войн. Во времена Людовика XIII, когда на сцену выступило новое поколение, знавшее ужасы гражданской войны по рассказам или смутным детским воспоминаниям, либертинаж превратился в идейное течение нонконформизма. А так как оппонентом свободомыслия выступала прежде всего церковь, идеологическая оппозиция противопоставляла ей не только свободу слова, но и свободу нравов. В мирной жизни либертены хотели избавиться от надзора за мыслями и телом, быть свободными в своих поступках. Среди либертенов было немало золотой молодежи, шокировавшей власть и окружающих своим вызывающим поведением, и к XVIII столетию понятие «либертен» окончательно утратило свой идеологический компонент. По словам современников, в провинции либертенами становились на основании темперамента, а в Париже — из принципа.