Открытие Канта Толстым произошло в октябре 1887 года. Как это случилось, мы узнаем из письма к H.H. Страхову: «Я в большом волнении. – Я был нездоров простудой эти несколько дней и, не будучи в силах писать, читал и прочел в 1-й раз Критику практического разума Канта. Пожалуйста, ответьте мне: читали ли вы ее? когда? и поразила ли она вас?
Я лет 25 тому назад поверил этому талантливому пачкуну Шопенгауэру (на днях прочел его биографию русскую и прочел Критику спекулятивного разума, которая есть не что иное, как введение полемическое с Юмом к изложению его основных взглядов в Критике практического разума) и так поверил, что старик заврался, и что центр тяжести его – отрицание. Я и жил 20 лет в таком убеждении, и никогда ничто не навело меня на мысль заглянуть в самую книгу. Ведь такое отношение к Канту все равно, что принять леса вокруг здания за здание. Моя ли это личная ошибка или общая? Мне кажется, что есть тут общая ошибка. Я нарочно посмотрел историю философии Вебера, которая у меня случилась, и увидел, что Г. Вебер не одобряет того основного положения, к которому пришел Кант, что наша свобода, определяемая нравственными законами, и есть вещь сама в себе (т. е. сама жизнь), и видит в нем только повод для элукубраций Фихте, Шеллинга и Гегеля и всю заслугу видит в Критике чистого разума, т. е. не видит совсем храма, который построен на расчищенном месте, а видит только расчищенное место, весьма удобное для гимнастических упражнений. Грот, доктор философии, пишет реферат о свободе воли, цитирует каких-то Рибо и др., определения которых представляют турнир бессмыслиц и противоречий, а кантовское определение игнорируется, и мы слушаем и толкуем, открывая открытую Америку. Если не случится среди нашего возрождения наук и искусств через выделение жемчуга из навоза, мы так и потонем в нашем нужнике невежественного многокнижия и многозаучивания подряд».
А за несколько дней до этого Толстой писал П.И. Бирюкову: «Я не совсем здоров, кашляю и сижу дома и не могу писать – читаю. Много испытал радости, прочтя в 1-й раз Канта Критику практического разума. Какая страшная судьба этого удивительного сочинения. Это венец всей его глубокой разумной деятельности, и это-то никому не известно. Если вы не прочтете в подлиннике, и я буду жив, переведу или изложу, как умею. – Нет ли биографии Канта в Публичной библиотеке, попросите от меня и пришлите».
Отныне Толстой становится страстным популяризатором кантовской этики. Наряду с Буддой, Конфуцием, Сократом, Христом, Магометом, Руссо, Сковородой Кант для него – учитель человечности. Мысли Канта включает он в знаменитый «Круг чтения» и дважды издает их в виде отдельного сборника. Но внутренняя связь между учением Канта о нравственности и теорией познания ему по-прежнему не видна. Он славит «гениального Канта, поставившего свою этику независимо от своей метафизики».
Работая над трактатом «Что такое искусство?», Толстой заинтересовался эстетикой Канта. К сожалению, судя по всему, знакомство с «Критикой способности суждения» ограничилось лишь чтением одного из немецких пособий по истории эстетики, на которое Толстой и ссылается в тексте трактата. В результате взгляды Канта переданы неадекватно: «красота есть только получаемое нами особого рода бескорыстное наслаждение»; столь важные для немецкого философа связи с истиной и добром оказываются оборванными. Мнимую позицию Канта Толстой подвергает критике, особенно достается «наслаждению», которое в глазах русского писателя является синонимом праздности имущих слоев общества. Искусство, по Толстому, представляет собой средство общения людей между собой, доступное всем.
Но если отвлечься от слов и взглянуть на суть дела, то можно обнаружить нечто общее в эстетических концепциях Толстого и Канта. В черновом наброске «О том, что называют искусством» Толстой сравнивает искусство с игрой, и мы узнаем знакомый ход рассуждений. «Игра – необходимое условие жизни людей, молодых или устраивающих праздник жизни людей, когда есть избыток физических сил, не направленных на материальную деятельность и искусство – необходимое условие жизни взрослых и старых людей, когда силы физические все направлены на труд или силы эти ослабели, как это бывает в болезнях и старости. И то и другое необходимо человеку для отдыха от того круга труда, сна и питания, в котором он вертится со дня своего рождения и до смерти, как и всякое животное, у него всегда были и будут эти два вида забавы – игры и искусства… Искусство есть один из видов забавы, посредством которой человек, не действуя сам, а только отдаваясь получаемым впечатлениям, переживает различные человеческие чувства и этим способом отдыхает от труда жизни». Чем кантовское «бескорыстное наслаждение» отличается от «забавы» Толстого? Судите сами.
Читать дальше