Бубнов Викторович - Спартак - 7 лет строгого режима

В этом плане Черенков не имел с ним ничего общего. Феде очень трудно было войти в контакт. Он общался только с теми, к кому испытывал симпатию. На поле Федя, как и Гаврилов, никогда ни на кого не кричал, хотя, как лидер, имел на это право. Орали Дасаев и Хидиятуллин. Черенков и Гаврилов больше поддерживали. И это нам очень сильно помогало.

В Гаврилове мне не нравилось то, что он мог в узком кругу или за спиной сказать о тебе что-то неприятное. Федор тоже. На этой почве у меня однажды был с ним серьезный конфликт. Он ляпнул, а я случайно услышал.

В 1986 году мы вернулись с чемпионата мира в Мексике, куда Федя не попал. За то время, пока нас не было, «Спартак» горел всем подряд — чемпионат страны не прерывался на период чемпионата мира. Когда возвращались из Мексики, в самолете Дасаев и компания начали выпивать. К моменту пересадки на Кубе Дасаев так набрался, что, когда садились в другой самолет, промахнулся мимо кресла.

Я громко рассмеялся, настолько все это выглядело комично. Но Лобановский и Симонян посмотрели на меня очень косо, потому что все вроде должны были быть в печали после вылета с чемпионата мира. Все в трауре, а Бубнов смеется! Я для себя повода для траура не видел: на чемпионате всего один матч провел, да и тот мы выиграли. А все печали еще в Мексике пережил и в отличие от Дасаева и компании горе водкой не заливал.

Выпивали они почти сутки. Прилетаем в Москву. Впереди два выезда — в Ереван и Баку. Дасаев говорит: «Сейчас приедем и скажем, что на эти матчи не летим». Его можно было понять: все, кто играл, нагрузились сильно. Я хоть и мало играл, но мало и тренировался, форму подрастерял. Психологически тяжело было всем, да и от суточного перелета надо было отойти. А нам уже на следующий день надо быть в Баку, где жара и Джавадов с Пономаревым, которые по всему полю носятся...

В общем, лететь не хотелось.

Уже в Москве Дасаев звонит Бескову, мол, хотелось бы отдохнуть. А Бесков отвечает, нет, в Баку полетят все. Причем сам не полетел!

Я, честно говоря, расстроился, потому что после мексиканских стрессов чувствовал себя не очень хорошо. Не в том смысле, что состояние здоровья было неважным, но форма была далека от оптимальной. В Баку мы сгорели. Но, что еще хуже, Пономарев засадил мне в бедро. После этого из-под меня забили, и Федор Сергеевич Новиков орал, что я плохо играю.

За ужином в ресторане услышал, как за соседним столом кто-то произнес мою фамилию. Смотрю, Федор. Смысл его слов был таким, что, мол, Буба приехал с чемпионата мира никакой. После этого наши отношения с Федором испортились.

На меня сильно подействовало не то, что Федор сказал, а то, что сказал за спиной. Если бы в лицо, мы бы с ним просто побеседовали... Раньше он никому ничего подобного не говорил, ни на поле, ни за его пределами. Мне показалось, он испытывал чувство досады от того, что не попал в сборную. Понимал, что никогда не поедет на чемпионат мира. А попасть туда было его мечтой. Он хотел в Испанию в 1982 году, но не взял Бесков. В 1986-м в Мексику не взял уже Лобановский. А не взяли его из-за болезни.

Слова Феди меня задели. Стрессы, усталость, адаптация, жара в Баку, травма, а тут еще Федя недоволен! Когда поднялись на этаж, подхожу к нему: «Что ты там про меня говорил? Зазвездился?»

А Федя мне вдруг огрызнулся, хотя никогда резко не отвечал. В итоге получился дурацкий разговор. После него таких отношений, как раньше, между нами уже не было, хотя на профессиональном уровне все осталось по-прежнему. На человеческом уровне разошлись.

Спустя почти три года он еще раз по мне прошелся. Это было в Киеве после победы 4:1.

Мыслями я находился уже во Франции, потому что контракт с «Ред Стар» был подписан. Видимо, Федя вновь испытал чувство зависти. В 86-м не попал на чемпионат мира, в 89-м не уехал за границу — тогда его отъезд во Францию еще не планировался. Черенков не знал, почему я уезжаю, думал, что меня отправляют. Дед как бы делает мне подарок!

А никакого подарка не было. На самом деле я больше не хотел оставаться в «Спартаке» из-за того, что в команду пришел Романцев. А я в свое время дал слово Бескову, что в случае прихода Романцева покину «Спартак» вместе с ним. Но об этом никто не знал.

Моюсь в душе. В соседней кабинке Федя, который меня не видит, говорит: «Вот Буба дурак. Мы так играем, а он во Францию собрался».

Мы действительно играли здорово. Так здорово, как никогда не играли при Бескове. И мне это нравилось. Кроме того, со стороны Романцева не было никакого давления. Сами выходили, сами играли, сами решали, с кем в гостинице в одном номере жить. Романцев только состав называл. Меня вдруг ни с того ни с сего администратор команды Хаджи стал селить в одноместных номерах. Я ничего не просил, а меня в люкс засовывали!