Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

Политические переговоры в столице приближались к развязке, и Гитлер хотел иметь Геринга под рукой, готовым для действий, когда наступит подходящий момент. Ходили слухи, что президент Гинденбург наконец возымел желание обсудить состояние Германии с Адольфом Гитлером.

25 сентября 1931 года умерла мать Карин, баронесса Хальдайн фон Фок, которая уже некоторое время серьезно болела. Полная событий жизнь отняла у Карин много сил, но она стала просить, чтобы ей позволили отправиться в Стокгольм на похороны. Доктор предупредил, что поездка может убить ее, но Карин молила с такой мучительной настойчивостью, что Геринг не смог долго противиться. Но время оказалось упущенным, и когда они наконец приехали в Стокгольм, похороны уже прошли.

Их поезд на платформе встречал Томас.

«Мама всегда была тем прекраснее, чем более серьезно она болела, — вспоминал он потом, — и она еще никогда не выглядела восхитительнее, чем в тот момент, когда я увидел их выходящими из вагона. На Германе был длинный плащ, накинутый на плечи, и когда он потянулся, чтобы спустить ее на платформу, свободные рукава плаща упали ей на шею, и казалось, что он взял ее четырьмя руками. Она обняла его, положив голову ему на плечо, и было похоже, что это неуклюжий лесной мишка нежно поглаживает своего детеныша. Образ их, тесно прижавшихся друг к другу, навсегда остался в моей памяти, и он всегда встает перед моими глазами, когда кто-то говорит что-либо плохое о Германе».

Они отправились в дом фон Фоков, на Грев-Турегатан, где их ожидал барон вместе со своими остальными четырьмя дочерьми. То был последний раз, когда в доме собрались все пятеро его детей. Теперь дом был погружен в тишину и печаль, и все разговаривали вполголоса.

Ночью Карин слегла, и когда доктор закончил ее обследование, он отозвал Геринга в сторону и мрачно выразил свои сомнения относительно того, что его жена сможет пережить ночь. Карин на этот раз не слышала, что говорил доктор, но ей этого и не нужно было. Придя на короткое время в сознание, она открыла свои синие глаза и проговорила:

— Я так надеюсь, что встречусь с мамой.

Четыре следующих дня Геринг оставался подле жены.

«Он только тихонько отходил, чтобы побриться или помыться или перекусить, — вспоминал потом Томас, — когда был убежден, что мама без сознания. Все остальное время он стоял на коленях у ее постели, держа ее руку, приглаживая ее волосы и вытирая пот с ее лба или влагу с губ. Я сидел в углу комнаты и глядел на него, и иногда он вдруг оборачивался и смотрел на меня, и я видел, что он молча плачет. Мы оба плакали. Мы оба очень любили ее, и наши сердца разрывались».

4 октября 1931 года, на Грев-Турегатан, 68, на имя Германа Геринга пришла телеграмма Адольфа Гитлера.

«Возвращайтесь немедленно, — гласила телеграмма. — вы нужны здесь».

После семи месяцев бойкотирования работы рейхстага фюрер решил привести своих нацистов обратно, имея на этот раз определенный план окончательного изматывания администрации Брюнинга. Тем временем генерал фон Шлейхер наконец сумел убедить президента Гинденбурга, что Адольф Гитлер — подающий надежды человек в Германии и что было бы разумным пригласить его на аудиенцию. Шлейхер, поддерживавший добрые отношения с Ремом, предложил Гинденбургу и Гитлеру, чтобы тот сопровождал Гитлера на встрече. Фюрер не возражал, но Гинденбург яростно воспротивился, чтобы его комнаты «осквернял этот извращенец». Следовательно, Рем отпадал. Кого тогда ему следовало взять с собой к Гинденбургу, чтобы его присутствие и поддержка действовали умиротворяюще на вспыльчивый нрав старого солдата?

Между тем, пока Геринг и Томас продолжали нести свое дежурство, жизнь постепенно оставляла Карин. Но, как ни измучена она была, она не умирала. Однажды утром, когда она как будто лежала в глубоком беспамятстве и Геринг выскользнул за дверь, ее глаза вдруг открылись, и она позвала сына. Томас приблизился и встал на колени у кровати.

— Я так устала, — прошептала она, — так ужасно устала. Я хочу к маме. Она все время зовет меня. Но я не могу уйти. Пока здесь Герман, я не могу уйти. Я не в силах покинуть его.

Томас сообщил ей о телеграмме, которую Геринг получил из Берлина, но сказал, что не собирается уезжать обратно, пока она больна. Из глаз Карин покатились слезы, и, когда муж вернулся, она потянулась и приблизила его голову к своему лицу.

«Я не мог слышать всего, что она шептала, — вспоминал потом Томас, — но знал, что она просила, умоляла, даже приказывала ему последовать вызову Гитлера. Он зарыдал, и она обняла его за голову и притянула ее себе на грудь, словно он тоже был ее сыном и это он нуждался в утешении. С ней как будто произошла странная перемена. В тот момент, наверное, услышав рыдания Германа, в комнату вошла тетя Фанни, и мама перевела взгляд на нее. Она была очень спокойной и сосредоточенной. „Германа вызывают в Берлин, фюрер в нем крайне нуждается, — проговорила она. — Ты должна помочь ему упаковать вещи“. Она легонько отстранила Германа и неожиданно улыбнулась. „Томас присмотрит за мной“ — были ее слова».