Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

Но прием так утомил ее, что следующим утром она оказалась слишком слабой, чтобы поехать с Герингом в новый тур с выступлениями по Восточной Пруссии и Рейнланду, на этот раз в компании с принцем Августом Вильгельмом, который уже стал «истинным и верным гитлеровцем… таким скромным, трудолюбивым и всегда готовым помочь».

Она осталась лежать с высокой температурой и признавалась маме:

«Так пусто, когда Германа нет, и я постоянно тоскую о нем. Мне здесь так одиноко, и в отличие от других женщин я не могу рассказывать о состоянии моего здоровья друзьям и знакомым. Только когда я думаю о том, как бы я могла содействовать ему или Движению Гитлера тем или иным способом, силы как будто приходят ко мне свыше».

Летом она смогла набраться достаточно сил, чтобы поехать на съезд партии в Нюрнберге и послушать обращение Гитлера к самому большому сборищу национал-социалистов, которое до сих пор видела Германия. Но она оказалась слишком слабой, чтобы присоединиться к торжествам, и из-за проблем с сердцем была спешно доставлена в санаторий в Кройте, в Баварии.

В результате правительственного кризиса приближались новые выборы, и Геринг уехал выступать. Карин часто писала домой из санатория, и по ее тону чувствовалось, что она отчаянно пытается не падать духом.

«Здесь все так добры ко мне, и мне очень нравится тут лежать, — утверждает она. — Я прогуливаюсь тут или раскладываю пасьянсы — а больше ничем не занимаюсь. Если солнце яркое, я лежу на балконе. Смотрю на горы, на небо, на облака — они абсолютно неподвижны — о, это несет такую тишину и успокоение, и я благодарю бога, что оказалась здесь».

Встревоженный ее состоянием, но не в силах нарушить свою программу в этот критический период предвыборной кампании, Геринг писал ей каждый день. Но он смог сделать больше. Подавив самолюбие, он написал Нильсу фон Кантцову в Стокгольм, объяснив, как больна Карин, и попросив его отпустить к ней Томаса. Томас приехал в июле 1930 года и оставался с матерью десять дней. Он катал ее по аллеям в кресле на колесиках или ездил с ней на автомобиле в горы. Ему было уже восемнадцать лет, но его привязанность к ней от разлуки стала еще сильнее, и они, словно воссоединившиеся любовники, почти не отходили друг от друга.

— Я был очень сильно взволнован, когда спустя десять дней расставался с ней, — сказал позднее Томас фон Кантцов. — Я любил мою мать очень сильно. Но как же она запутала мою жизнь!

К началу сентября Карин сообщала, что уже может читать газеты и журналы, но книги для нее еще трудноваты.

«Какая она все-таки странная — жизнь, — писала она маме. — Она оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла. Чем более глубокой жизнью ты живешь, тем сильнее муки, которые выпадают на твою долю. Почти ничего не осталось от меня — той, какая я была раньше, мечтательной, замкнутой, сверхчувствительной… Я стала такой жесткой, моя кожа огрубела, иначе я не думаю, что смогла бы все вынести… Я так довольна сыном, он такой добрый, такой великодушный и рассудительный. Потому что сам столько страдал и многое понимает. Мама, я так тоскую по тебе. Ты не чувствуешь щемящую волну, приходящую к тебе из моей милой, любимой Германии?»

Это письмо было написано 9 сентября 1930 года, в канун выборов в рейхстаг. На следующий день миллионы немцев отправились на избирательные участки и показали, что их настроение изменилось, а вместе с ним наступила перемена в их политических пристрастиях. Когда результаты подсчитали, оказались выбранными 107 национал-социалистов. Из маленькой группки приверженцы Адольфа Гитлера за одну ночь стали второй по величине партией в рейхстаге, поддержанные шестью с половиной миллионами избирателей.

Палата Карин в санатории наполнилась цветами и поздравительными телеграммами, приходившими весь день. Наконец прибыл Герман Геринг. Он весь сиял — и не только из-за оглушительного успеха партии, но и от того, что получил личное продвижение, о котором хотел ей сообщить. Гитлер, сказал он, назначил его главным политическим руководителем и спикером партии.

Для Гитлера и его ближайших сподвижников 1930 год был трудным: возникали ситуации, когда его лидерство оказывалось под угрозой, а партии угрожал внутренний переворот. Борьбу против него вели два брата, Отто и Грегор Штрассеры, которые проповедовали приход к власти революционными методами и программу воинствующего социализма, гораздо более левацкую, чем даже та, которую провозглашала официальная немецкая социалистическая партия. Штрассеры обрели значительную поддержку среди рядовых нацистов и среди командиров подразделений СА и становились опасными в своей критике «респектабельных нацистов». Вскоре Геринг пожаловался Гитлеру, что уже который раз, едва он подводит очередного банкира или князька к вступлению в лоно партии, Отто Штрассер отпугивает их, выступив с тенденциозной речью или осуществив акцию саботажа на какой-нибудь фабрике или крупном складе. Его поддержал Геббельс, также пожаловавшись, что его система пропаганды постоянно расстраивается действиями Отто Штрассера, имеющими эффект «красной тряпки».